- Сколько у меня времени?
Доктор Хиггинс застегнул свой портфель, немного помолчал, как будто собирался с духом, затем поднял внимательный, но грустный взгляд на Прю. Она сидела на краю своей кровати, завернутая в халат.
Доктору Хиггинсу не понравилось, что она попросила провести обследование, не поставив в известность собственного отца, но Прю не желала, чтобы ее отец был в курсе.
Пока что.
- Все, что я могу по этому поводу сказать, мисс Риленд, рак прогрессирует очень быстро.
- Вы знаете меня с самого рождения, сэр. Уверена, вы можете сообщить куда больше, чем это.
Он вздохнул.
- Пруденс...
- Я не ребенок и не такая уж и слабая женщина, которая закатит истерику, услышав ваш диагноз, - от разочарования, злости она стиснула зубы. - Сколько мне осталось?
Выражение Хиггинса смягчилось.
- Месяц, возможно.
Возможно.
- Или меньше, вы имеете в виду.
Странно, но Прю ничего не почувствовала, когда он это произнес.
Доктор кивнул, пряча от нее глаза.
- Или меньше, да.
Так оно и есть. Очевидно, что у нее осталось не более тридцати дней, до того как умрет.
Один из тех моментов, когда действительно, искренне была уверена, что происходит с человеком после смерти. Она по-настоящему надеялась, что небеса существуют, но была просто не в состоянии следить оттуда за своей семьей – по крайней мере до того момента, как они перестанут носить траур.
Господи, насколько это было глупо? Прю еще не умерла, но уже планирует, сколько времени займет у людей, чтобы оправиться от утраты о ней.
- Мне очень жаль, Пруденс, - должно быть, он привык использовать ее первое имя.
- Спасибо, доктор Хиггинс.
Мужчина выглядел таким старым и печальным.
- Я присутствовал при вашем рождении. И мне невыносимо больно наблюдать, как вы покидаете его.
Слезы застили ее глаза.
- Спасибо.
Он вручил ей бутылочку.
- От боли, если понадобится.
Прю взяла ее. Это был Опиум или что-то вроде. Она взяла ее на всякий случай. Ей вовсе не хотелось остаток своих дней провести в оцепенении. А мечтала провести их с Шапелем. Не со своей семьей, не с теми немногими друзьями, которые у нее были и которых так давно не видела, а именно с Шапелем.
Она позвала горничную проводить доктора Хиггинса. И не стала дожидаться возвращения девушки, чтобы окинуть комнату. На улице был день, и у нее не было никаких дел, требующих от нее облачения в платье, в доме не было никого, кроме слуг, вся семья выбралась на небольшой пикник.
Идея облачаться в корсет вызывала содрогание Живот так нещадно болел, что любое давление нежелательно.
Ей хотелось, чтобы время замерло. Будущее слишком коротко и пугающе.
Смерть - великое неизведанное. Ее не страшила сама смерть, ее пугала неизвестность. Она всегда считала себя добропорядочной христианкой, но теперь ей казалось, что уже ни в чем не уверена.
Что если царствия небесного не существует? Что, если она туда не попадет? Что если вообще ничего нет? И что хорошего в небесах, если ей придется покинуть Шапеля? Прю была на небесах, когда попадала в его объятья и ощущала его подле себя.
Девушка вошла в комнату Шапеля, причем без стука. Вампир проснулся только, когда она прижалась к нему. Он уже привык к ней, поэтому не удивлялся, когда Пруденс присоединилась к нему. Любимый больше не становился диким зверем, но разве что диким котенком. Даже из самой глубокой дремоты и самой темной темноты узнал бы ее по запаху и звукам.
Слеза скатилась у нее по щеке, когда Прю обняла его, утешаясь его теплотой. Его неповторимой теплотой.
После того, как ее не станет, он все еще будет тут. Она станет холодной и отойдет, а он останется в этом мире таким же теплым. Ей хотелось рассердиться - рассердиться, что Шапель недостаточно ее любил, чтобы разделить с ней вечность, но она не находила сил.
Понимала, что это во все не имеет никакого отношения к его стремлению позаботится о ней. Он не признавался ей в глубине своих чувств, но подозревала, что мужчина был в нее влюблен. И ее смерть будет очень болезненной для него. Вовсе не недостаток чувств мешал ему обратить ее. Скорее наоборот. Он Шапиль слишком дорожил ей, чтобы превратить в то, что в нем самом вызывает отвращение.
От осознания этого ее кинуло в жар, даже при том, что она доверяла ему, понимая, почему он так думает: так долго считал себя монстром, и все-таки у нее оставалась мизерная надежда, что он вампир передумает.
Но у нее почти не осталось времени.
Любимый так много сделал для нее, и ей было безумно жаль, что она не в состоянии что-либо сделать для него. Если бы могла показать ему, какой он замечательный. Если бы он мог посмотреть на все это ее глазами.
- Что-то не так? - Его любящий голос прозвучал тихо возле самого ее уха.
Одного этого звука было достаточно, чтобы согреть ей кровь.
Да, все было не так. Не думала, что люди должны умирать молодыми. Не допускала, что влюбится в человека, который помогал, поддерживал ее и открыл для нее, что такое страсть. А если они влюбились, то предполагается, что они будут жить долго и счастливо.
И такой конец не предусматривается.
- Обещай мне, что когда я уйду, ты не будешь больше прятаться от мира.
Другая слеза скатилась по ее лицу, когда она обнимала его.
- Обещай мне, что ты будешь жить - будешь жить за нас обоих.
Он приподнялся на локте, теперь абсолютно проснувшись. Волосы взъерошены, веки все еще были тяжелы, но трагическая напряженность уже возникла в его теле.
- Прю, что случилось? - В его голосе звенел страх.
- Обещай мне.
Сейчас это было для нее важнее всего. Если бы он вернется к нормальной жизни и сможет наслаждаться ею, тогда Прю могла спокойно умереть.
Он (Шапель) провел по ее щеке тыльной стороной ладони. И ощутил ее слезы.
- Я обещаю.
Ее напряженность постепенно растворялась.
- Хорошо.
Девушка положила голову ему на плечо и прикрыла глаза. Неприятные ощущения в животе постепенно успокаивались. Возможно, ей даже удастся заснуть.
- Скажи мне, что произошло?
Ах, теперь уже Шапелю было не до сна, и он задавался вопросом, что, во имя всего святого, не так было с нею. Она могла солгать ему, сказав, что все в порядке, что это просто на нее напала меланхолия, но для чего? Любимый имел право знать, что их время на исходе.
- Доктор Хиггинс приходил ко мне сегодня.
- Твой отец посылал за ним?
- Нет. Он не в курсе.
Шапель замер. У щеки не раздавалось сердцебиение, не увеличилось дыхание. Пропало его тепло. Что ее сильнее всего и напугало.
- Мне было не хорошо последние несколько дней, ты и сам знаешь.
Конечно, он знал. Она не хотела никуда выходить, а последние два дня даже не могла себе позволить заняться с ним любовью. Не могла позволить ему быть с ней, не испытывая дискомфорта. Поскольку кровотечения возобновились и на лицо были другие признаки, девушка поняла, что пришло время послать за доктором.
- То есть ты дождалась, когда я буду спать, а твоя семья будет занята чем-то другим, и послала за доктором? - Он произнес этот вопрос таким тоном, словно точно знал, почему она поступила именно так.
Прю не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Думала сказать – если конечно решиться – то сама.
- Да, - слезы закончились. - Я послала за доктором Хиггинсом. Он уже уехал.
Нежные руки погладили ее по спине.
- Что он сказал?
- Рак... прогрессирует.
Руки замерли - единственная реакция, которая выдала его чувства.
- Что еще доктор Хиггенс говорит?
Прю закрыла глаза.
- Он сказал, что у меня почти не осталось времени.
Она ощутила, как застучало его сердце. Комок подкатил к горлу.
- Он... он сказал сколько?
- Месяц, в лучшем случае.
Шапель молчал. Просто крепче обнял ее, но не слишком сильно, чтобы не причинить ей боль. Прю коснулась пальцами его щеки. Ей хотелось ощутить тепло его тела.
- Ты должен уйти.
- Что? - Он бы столь же удивлен сказанным, как и сама девушка.
Пруденс погладила его по щеке, ощущая его щетину под кончиками пальцев.
- Ты должен покинуть Росекорт.
- И оставить тебя? Нет.
Вампир выглядел оскорбленным и сердитым, в общем, не сложно было предположить.
- Орден не вернется, ты же знаешь. У них уже есть то, что им было нужно.
- Видал я этот орден.
Она ощутила резкость его тона.
- Они меня не заботят. Я не покину тебя.
- Я не хочу, чтобы ты присутствовал при моей смерти.
У нее была тетя, которая умерла от рака раньше. Прю помнит, что он сделал с ней.
- Я не хочу, чтобы ты видел, как я страдаю.
- Я уже видел.
- Будет еще хуже.
- Меня это не заботит.
Проклятье, как же он упрям.
- Я не оставлю тебя, Прю.
Слезы струились по ее щекам.
- Но я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
Шапель разомкнул объятье, для того, чтобы нежно погладить рукой ее по щеке.
- Я запомню тебя, как самую прекрасную, любопытную, замечательную Прю. Навсегда.
Пруденс уже конкретно разрыдалась, так как его теплые слова прорвали сдерживаемый ею натиск эмоций. Они обрушились сокрушительными рыданиями, которые она не в силах была уже остановить. Он не пытался утихомирить ее, хотел, чтобы это вышло из нее, чтобы разделить с ней ее горе.
Что-то влажное прокатилось возле ее уха, отвлекая ее от собственной печали. Потом еще и еще.
Шапель не издал ни звука, но тем ни менее она знала, что он тоже плакал.
***
Матильде - одежда.
Кэролайн - все книги, что касаются легенды Артура.
Джорджии - драгоценности и статуэтки.
Шапелю –
Прю сделала паузу, и ручка застыла в воздухе над бумагой.
Почему для него что-нибудь написать тяжелее, чем другим? Ведь Прю уже знала, что хотела ему оставить.
Возможно, потому, что знала, что ее сестры будут лелеять то, что она оставит им, но с Шапелем было такое ощущение, словно у нее вовсе не было, что ему оставить, поэтому и решила остановиться на том, что предположительно ему понравится.
Жаль, что не могла оставить ему свое сердце.
Шапель - книги о короле Артуре.
Артур был одной из первых тем, которую они обсуждали по его прибытию в Росекорт.
Когда она размышляла об этом, книги казались подходящим подарком, но теперь не была настолько уверена. Могли ли книги показать, сколько Шапель значил для нее? Когда будет смотреть на них, читать их, будет знать, как сильно она его любила?
Он следовал за ней по пятам все время, пока девушка бодрствовала прошлые несколько дней.
Три недели прошли с посещения доктора Хиггинса.
Иногда ей становилось немного лучше и им даже удавалось выходить по ночам. Они никогда не удалялись далеко, не дальше, чем на двадцать-тридцать минут полета Шапеля.
И все время они проводили за разговорами.
Он ей рассказывал всевозможные истории о местах, в которых побывал, когда еще был молод. Она делилась с ним своими историями о счастливых и не очень моментах ее жизни, таких как первый поцелуй или о том, как умерла ее мама. Шапель слушал ее с таким вниманием, что это даже казалось ей странным, словно пытался запомнить каждое ее слово.
Читал ей письма, которые присылал Молинеукс. Прю надеялась, что священник и Маркус отыщут «Серебряную Пальму». Ей было интересно, увидит ли их снова прежде, чем умрет. Милый Маркус, наверняка все еще пытался отыскать для нее Священный Грааль. Благослови его Бог.
Ее дни - вернее ее день - был посвящен семье. Несколько друзей отозвались и навестили ее, когда она попросила их об этом, упомянув о своем «несчастии». Кто придумал это слово, она уже не помнила. Может, кто из слуг, может, одна из ее сестер.
Какое теперь это имело значение. Не важно, что люди узнали, что она умирает. Правда, сложно было выдержать жалость, застывшую в их глазах.
Ее сестрам тоже все труднее и труднее становилось у нее гостить. Каждая из них тупила взор каждый раз, когда что-то подносила ко рту, что тоже расстраивало ее.
Только Шапель смотрел на нее, не выражая особой печали. Казалось, он хотел насладиться в полной мере тем, что у них осталось. Она наслаждалась временем, проведенным с ним.
Это так много значило для нее.
Странное спокойствие опустилось на нее всего за день до этого.
Внезапно мысли о смерти перестали ее ужасать. Да, идея оставить позади все, что она так любила, навевала грусть, но она не боялась сделать это. Прю все еще не была готова, но, по крайней мере, не боялась.
Она посмотрела на руку, державшую ручку. Бледная, кости выступали на поверхность сквозь тонкую кожу.
Все ее тело фактически выглядело изможденным. Резко потеряла в весе. Не могла съесть чего-то, кроме чая и тоста.
Живот - единственная часть ее тела, которая раздалась, и Пруденс знала, что это из-за рака.
Устала. Она так устала. Ей хотелось уснуть и никогда не проснуться. Что случится довольно скоро.
А пока ей нужно привести в порядок свои дела. По счастью, их было не так много.
За окном темнело.
Вскоре прислуга должна была принести ей ужин. Потом семья присоединиться к ней, когда она поест.
И Шапель мог зайти к ней, если уже проснулся. Он часто уходил, чтобы питаться после пробуждения.
Девушка не знала, куда любимый ходил и от кого питался, просто потому, что не хотела знать. Вампир отказывался брать ее кровь, опасаясь, что она еще больше ослабнет. Кажется, он не понимал, что питаясь кем-то еще, почти что изменял ей, так Прю это ощущала.
Это конечно было глупо, но ничего не могла с этим поделать. Настолько она была болезненной. Что даже не могла дать своему возлюбленному того, что могло бы его поддержать.
Стук в дверь прекратил ее самобичевание. Это оказался Шапель - в новой сногсшибательной рубашке с длинными рукавами. Через руку у него висел смокинг и шейный платок.
- Что это? - спросила она.
Он улыбнулся и закрыл за собою дверь.
- Мы решили, что тебе понравиться пообедать с нами внизу этим вечером.
Прю пыталась устроиться поудобнее среди подушек.
- Мы?
- Твоя семья вместе со мною.
- Хорошо, «мы» оказались правы, - она провела рукой по беспорядочно сбившимся волосам. - Мне хотелось бы пойти вниз, но я ужасно выгляжу.
Он улыбнулся шире.
- Именно поэтому я здесь. Я собираюсь позаботиться, чтобы ты приняла ванну.
Пруденс подняла в изумлении брови.
- Мой отец знает об этом?
- Конечно, нет, - ее предположение будто бы напугало его, словно ее отец мог представлять для него реальную угрозу. - Он полагает, что я заберу тебя позже. Я налью воды.
- Шапель... - Она замолчала, потому что ей стало трудно говорить.
Его хорошее настроение тут же испарилось.
- Что с тобой?
- Ничего... Я не думаю, что это хорошая идея - помогать мне купаться.
- Почему нет? Чтоб ты знала, я очень хорошо купаю людей - регулярно купаю себя и очень доволен.
К ее радости он (Шапель) проявил некоторую глупость потому, как она и так знала, что он безупречен во всем.
- Я не хочу, чтобы ты видел меня раздетой.
Недоумение отразилось на его лице.
- Но я уже видел тебя раздетой, и довольно часто.
- Не таким образом.
Вздохнув, мужчина бросил свой смокинг и шейный платок на ее туалетный столик. Закатывал рукава, когда развернулся к ней.
- Тебе не следует меня стесняться, Прю.
- Я не стесняюсь, - жалость к себе сменилась раздражением в ее тоне. - просто не хочу, чтоб ты видел, насколько я уродлива.
- Уродлива? - вампир покончил с рукавами и пересек ковер, чтобы присесть на кровать подле нее. - Моя любимая Прю, ты не можешь быть не привлекательной для меня.
- Но...
- Мы уже все обсудили, - его тон подтвердил им сказанное.
Встав, он откинул одеяла и подхватил ее на руки, не взирая на протесты. Отнес ее в ванную комнату - современное удобство, на котором настоял ее отец. Шапель посадил девушку в плетеное кресло, пока заполнял водой ванну. Вскоре она была уже наполннена горячей водой.
Он откупорил несколько бутылочек, вдыхая их аромат, прежде чем остановиться на одном из них, чтобы добавить в воду. И воздух наполнил аромат жасмина. Когда ванна была почти полной, мужчина помог подняться ей на ноги и стянуть ее рубашку.
В ужасе Прю заметила, что на ее рубашке были пятна крови. Шапель или не заметил этого или просто сделал вид. Так или иначе, Прю была признательна ему.
Пруденс так же была признательна ему за то, что он смотрел на нее, словно она являлась воплощением красоты, самым прекрасным, что когда-либо видел. Этого достаточно, чтобы слезы подступили к ее глазам. Как Шапель мог смотреть на нее так, в то время, когда она знала, как ужасно выглядела?
Вампир, снял собственную рубашку, обнажая безупречный торс ее благодарному и внимательному взгляду. Пруденс не испытывала желания заняться любовью уже несколько дней, но его вид наполнил ее тело довольно острыми ощущениями.
- Я могу забраться в ванну самостоятельно, - заметила она, когда он снова ее поднял.
- Зачем тебе это делать, если я с удовольствием сделаю это для тебя? - Легкая улыбка тронула его губы, когда опускал ее в воду.
Она вздохнула, поскольку вода покрыла ее тело. Она так сама смогла бы? Мурашки удовольствия побежали по ее телу. Пруденс растянулась в ванне, откинув голову на полированную эмаль, и прикрыла глаза.
Шапель, по всей видимости, решил, что его работа на этом не закончена. Уже через минуту Прю ощутила мыльную мягкую мочалку на своей груди. И открыла глаза. Он присел возле ванны, золото все еще мерцало в глубине его глаз.
- Ты и мыть меня собираешься? Знаешь, я не инвалид, - вышло как-то резче, чем самой хотелось бы.
Его левая бровь слегка дернулась, но больше он ничем не выдал своей реакции.
- Знаю, что ты не инвалид. Я делаю это ради себя.
- Что ты имеешь ввиду?
- Я эгоистичное существо. Хочу заполучить тебя в свое собственное распоряжение на какое-то время. Теперь ты отдана мне на милость.
Усталая улыбка отразилась на ее губах.
- Ну, и низкие же у тебя планы.
Следующие полчаса он провел, омывая ее дюйм за дюймом. Если вид ее тела и смущал его, то никак не выказывал этого. Затем вымыл ей волосы, и тяжесть на ее голове сменилась легкостью и бодростью.
После ванны Шапель вытер ее насухо и помог облачиться в полукорсет, длинную ночную рубашку, более основательное платье сверху. Не было никакой возможности для нее надеть обычный корсет и вечернее платье. Даже если бы не было живота, она стала слишком худой для своей прежней одежды. Кроме того, ее семью вряд ли будет беспокоить во что она будет одета.
Шапель продолжал ее удивлять: собрал ее волосы в высокий пучек на голове и закрепил его там.
- Я уволю свою горничную и найму тебя, - объявила она, восхищаясь проворной работой его рук.
Короткий горячий поцелуй коснулся ее шеи, когда он закончил застегивать свой смокинг.
- Я согласен.
Пруденс все еще улыбалась, когда любимый принес ее в столовую, где их уже ожидали остальные. Все были так счастливы ее видеть, что Прю не заботило, как она выглядела и что была настолько слабой, что Шапелю пришлось ее нести.
В этот момент она ощущала себя лучше всего за последнее время. Насколько прекрасна жизнь.
Обед был восхитительным. Она съела, сколько смогла, хотя это было немного. Восполнила недостаток беседой и смехом. Возможно, беседа была отчасти глупой, отчасти натянутой, но все-таки это была беседа. Они старались ради нее, и Прю ценила это и была им благодарна. Даже ее шурин не был столь серьезен, рассказывая истории и отпуская шуточки в сторону Прю.
Шапель тоже присоединился, и хотя в воздухе чувствовалось разногласие между ним и ее отцом, они старались сгладить это. Любимый не отказал себе в удовольствии тоже ее поддразнивать. Ей было приятно, что семья принимала его. Возможно, он иногда присматривал бы за ними ради нее. Возможно, если она попросила, он приглядел бы за ребенком Кэролайн.
Какая сентиментальная, но все-таки романтичная мысль - его забота о следующих пяти поколениях ее семьи или что-то около того, потому что его сердце было еще настолько заполнено ею.
Прю бы рассмеялась, если мысль принадлежала кому-нибудь другому. Вместо этого она смеялась тому, что ее шурин Джеймс отпускал по поводу невысокого роста Джорджии. Смеялась заразительнее, чем в последнее время. До тех пор, пока острая и сильная боль пронзила ее.
Боль лишила ее не только возможности смеяться, но и самого дыхания, словно все у нее внутри разорвалось. Фактически это было настолько тяжело, что она свалилась со стула на пол. Не могла даже выставить руки, просто упала.
Шапель был первым, кто оказался возле нее, несмотря на то, что это было ужасное зрелище, когда он пронесся через стол. Вне всякого сомнения, он просто прыгнул к ней. Ее семья этого даже не заметила или была слишком занята, наблюдая за ней лежащей и задыхающейся на полу в столовой?
Шапель поднял ее на руки. Она вскрикнула, несмотря на всю его нежность.
- Прю?
Господи, Пруденс вовсе не хотела слышать подавленности в его голосе, он был ее воином, ее вампиром. Ему полагалось быть сильнее этого. Куда сильнее, чем она.
Она внимательно смотрела на него, не замечая ничего, кроме его прекрасного лица.
- Отнеси меня в мою комнату.
Доктор Хиггинс застегнул свой портфель, немного помолчал, как будто собирался с духом, затем поднял внимательный, но грустный взгляд на Прю. Она сидела на краю своей кровати, завернутая в халат.
Доктору Хиггинсу не понравилось, что она попросила провести обследование, не поставив в известность собственного отца, но Прю не желала, чтобы ее отец был в курсе.
Пока что.
- Все, что я могу по этому поводу сказать, мисс Риленд, рак прогрессирует очень быстро.
- Вы знаете меня с самого рождения, сэр. Уверена, вы можете сообщить куда больше, чем это.
Он вздохнул.
- Пруденс...
- Я не ребенок и не такая уж и слабая женщина, которая закатит истерику, услышав ваш диагноз, - от разочарования, злости она стиснула зубы. - Сколько мне осталось?
Выражение Хиггинса смягчилось.
- Месяц, возможно.
Возможно.
- Или меньше, вы имеете в виду.
Странно, но Прю ничего не почувствовала, когда он это произнес.
Доктор кивнул, пряча от нее глаза.
- Или меньше, да.
Так оно и есть. Очевидно, что у нее осталось не более тридцати дней, до того как умрет.
Один из тех моментов, когда действительно, искренне была уверена, что происходит с человеком после смерти. Она по-настоящему надеялась, что небеса существуют, но была просто не в состоянии следить оттуда за своей семьей – по крайней мере до того момента, как они перестанут носить траур.
Господи, насколько это было глупо? Прю еще не умерла, но уже планирует, сколько времени займет у людей, чтобы оправиться от утраты о ней.
- Мне очень жаль, Пруденс, - должно быть, он привык использовать ее первое имя.
- Спасибо, доктор Хиггинс.
Мужчина выглядел таким старым и печальным.
- Я присутствовал при вашем рождении. И мне невыносимо больно наблюдать, как вы покидаете его.
Слезы застили ее глаза.
- Спасибо.
Он вручил ей бутылочку.
- От боли, если понадобится.
Прю взяла ее. Это был Опиум или что-то вроде. Она взяла ее на всякий случай. Ей вовсе не хотелось остаток своих дней провести в оцепенении. А мечтала провести их с Шапелем. Не со своей семьей, не с теми немногими друзьями, которые у нее были и которых так давно не видела, а именно с Шапелем.
Она позвала горничную проводить доктора Хиггинса. И не стала дожидаться возвращения девушки, чтобы окинуть комнату. На улице был день, и у нее не было никаких дел, требующих от нее облачения в платье, в доме не было никого, кроме слуг, вся семья выбралась на небольшой пикник.
Идея облачаться в корсет вызывала содрогание Живот так нещадно болел, что любое давление нежелательно.
Ей хотелось, чтобы время замерло. Будущее слишком коротко и пугающе.
Смерть - великое неизведанное. Ее не страшила сама смерть, ее пугала неизвестность. Она всегда считала себя добропорядочной христианкой, но теперь ей казалось, что уже ни в чем не уверена.
Что если царствия небесного не существует? Что, если она туда не попадет? Что если вообще ничего нет? И что хорошего в небесах, если ей придется покинуть Шапеля? Прю была на небесах, когда попадала в его объятья и ощущала его подле себя.
Девушка вошла в комнату Шапеля, причем без стука. Вампир проснулся только, когда она прижалась к нему. Он уже привык к ней, поэтому не удивлялся, когда Пруденс присоединилась к нему. Любимый больше не становился диким зверем, но разве что диким котенком. Даже из самой глубокой дремоты и самой темной темноты узнал бы ее по запаху и звукам.
Слеза скатилась у нее по щеке, когда Прю обняла его, утешаясь его теплотой. Его неповторимой теплотой.
После того, как ее не станет, он все еще будет тут. Она станет холодной и отойдет, а он останется в этом мире таким же теплым. Ей хотелось рассердиться - рассердиться, что Шапель недостаточно ее любил, чтобы разделить с ней вечность, но она не находила сил.
Понимала, что это во все не имеет никакого отношения к его стремлению позаботится о ней. Он не признавался ей в глубине своих чувств, но подозревала, что мужчина был в нее влюблен. И ее смерть будет очень болезненной для него. Вовсе не недостаток чувств мешал ему обратить ее. Скорее наоборот. Он Шапиль слишком дорожил ей, чтобы превратить в то, что в нем самом вызывает отвращение.
От осознания этого ее кинуло в жар, даже при том, что она доверяла ему, понимая, почему он так думает: так долго считал себя монстром, и все-таки у нее оставалась мизерная надежда, что он вампир передумает.
Но у нее почти не осталось времени.
Любимый так много сделал для нее, и ей было безумно жаль, что она не в состоянии что-либо сделать для него. Если бы могла показать ему, какой он замечательный. Если бы он мог посмотреть на все это ее глазами.
- Что-то не так? - Его любящий голос прозвучал тихо возле самого ее уха.
Одного этого звука было достаточно, чтобы согреть ей кровь.
Да, все было не так. Не думала, что люди должны умирать молодыми. Не допускала, что влюбится в человека, который помогал, поддерживал ее и открыл для нее, что такое страсть. А если они влюбились, то предполагается, что они будут жить долго и счастливо.
И такой конец не предусматривается.
- Обещай мне, что когда я уйду, ты не будешь больше прятаться от мира.
Другая слеза скатилась по ее лицу, когда она обнимала его.
- Обещай мне, что ты будешь жить - будешь жить за нас обоих.
Он приподнялся на локте, теперь абсолютно проснувшись. Волосы взъерошены, веки все еще были тяжелы, но трагическая напряженность уже возникла в его теле.
- Прю, что случилось? - В его голосе звенел страх.
- Обещай мне.
Сейчас это было для нее важнее всего. Если бы он вернется к нормальной жизни и сможет наслаждаться ею, тогда Прю могла спокойно умереть.
Он (Шапель) провел по ее щеке тыльной стороной ладони. И ощутил ее слезы.
- Я обещаю.
Ее напряженность постепенно растворялась.
- Хорошо.
Девушка положила голову ему на плечо и прикрыла глаза. Неприятные ощущения в животе постепенно успокаивались. Возможно, ей даже удастся заснуть.
- Скажи мне, что произошло?
Ах, теперь уже Шапелю было не до сна, и он задавался вопросом, что, во имя всего святого, не так было с нею. Она могла солгать ему, сказав, что все в порядке, что это просто на нее напала меланхолия, но для чего? Любимый имел право знать, что их время на исходе.
- Доктор Хиггинс приходил ко мне сегодня.
- Твой отец посылал за ним?
- Нет. Он не в курсе.
Шапель замер. У щеки не раздавалось сердцебиение, не увеличилось дыхание. Пропало его тепло. Что ее сильнее всего и напугало.
- Мне было не хорошо последние несколько дней, ты и сам знаешь.
Конечно, он знал. Она не хотела никуда выходить, а последние два дня даже не могла себе позволить заняться с ним любовью. Не могла позволить ему быть с ней, не испытывая дискомфорта. Поскольку кровотечения возобновились и на лицо были другие признаки, девушка поняла, что пришло время послать за доктором.
- То есть ты дождалась, когда я буду спать, а твоя семья будет занята чем-то другим, и послала за доктором? - Он произнес этот вопрос таким тоном, словно точно знал, почему она поступила именно так.
Прю не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Думала сказать – если конечно решиться – то сама.
- Да, - слезы закончились. - Я послала за доктором Хиггинсом. Он уже уехал.
Нежные руки погладили ее по спине.
- Что он сказал?
- Рак... прогрессирует.
Руки замерли - единственная реакция, которая выдала его чувства.
- Что еще доктор Хиггенс говорит?
Прю закрыла глаза.
- Он сказал, что у меня почти не осталось времени.
Она ощутила, как застучало его сердце. Комок подкатил к горлу.
- Он... он сказал сколько?
- Месяц, в лучшем случае.
Шапель молчал. Просто крепче обнял ее, но не слишком сильно, чтобы не причинить ей боль. Прю коснулась пальцами его щеки. Ей хотелось ощутить тепло его тела.
- Ты должен уйти.
- Что? - Он бы столь же удивлен сказанным, как и сама девушка.
Пруденс погладила его по щеке, ощущая его щетину под кончиками пальцев.
- Ты должен покинуть Росекорт.
- И оставить тебя? Нет.
Вампир выглядел оскорбленным и сердитым, в общем, не сложно было предположить.
- Орден не вернется, ты же знаешь. У них уже есть то, что им было нужно.
- Видал я этот орден.
Она ощутила резкость его тона.
- Они меня не заботят. Я не покину тебя.
- Я не хочу, чтобы ты присутствовал при моей смерти.
У нее была тетя, которая умерла от рака раньше. Прю помнит, что он сделал с ней.
- Я не хочу, чтобы ты видел, как я страдаю.
- Я уже видел.
- Будет еще хуже.
- Меня это не заботит.
Проклятье, как же он упрям.
- Я не оставлю тебя, Прю.
Слезы струились по ее щекам.
- Но я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
Шапель разомкнул объятье, для того, чтобы нежно погладить рукой ее по щеке.
- Я запомню тебя, как самую прекрасную, любопытную, замечательную Прю. Навсегда.
Пруденс уже конкретно разрыдалась, так как его теплые слова прорвали сдерживаемый ею натиск эмоций. Они обрушились сокрушительными рыданиями, которые она не в силах была уже остановить. Он не пытался утихомирить ее, хотел, чтобы это вышло из нее, чтобы разделить с ней ее горе.
Что-то влажное прокатилось возле ее уха, отвлекая ее от собственной печали. Потом еще и еще.
Шапель не издал ни звука, но тем ни менее она знала, что он тоже плакал.
***
Матильде - одежда.
Кэролайн - все книги, что касаются легенды Артура.
Джорджии - драгоценности и статуэтки.
Шапелю –
Прю сделала паузу, и ручка застыла в воздухе над бумагой.
Почему для него что-нибудь написать тяжелее, чем другим? Ведь Прю уже знала, что хотела ему оставить.
Возможно, потому, что знала, что ее сестры будут лелеять то, что она оставит им, но с Шапелем было такое ощущение, словно у нее вовсе не было, что ему оставить, поэтому и решила остановиться на том, что предположительно ему понравится.
Жаль, что не могла оставить ему свое сердце.
Шапель - книги о короле Артуре.
Артур был одной из первых тем, которую они обсуждали по его прибытию в Росекорт.
Когда она размышляла об этом, книги казались подходящим подарком, но теперь не была настолько уверена. Могли ли книги показать, сколько Шапель значил для нее? Когда будет смотреть на них, читать их, будет знать, как сильно она его любила?
Он следовал за ней по пятам все время, пока девушка бодрствовала прошлые несколько дней.
Три недели прошли с посещения доктора Хиггинса.
Иногда ей становилось немного лучше и им даже удавалось выходить по ночам. Они никогда не удалялись далеко, не дальше, чем на двадцать-тридцать минут полета Шапеля.
И все время они проводили за разговорами.
Он ей рассказывал всевозможные истории о местах, в которых побывал, когда еще был молод. Она делилась с ним своими историями о счастливых и не очень моментах ее жизни, таких как первый поцелуй или о том, как умерла ее мама. Шапель слушал ее с таким вниманием, что это даже казалось ей странным, словно пытался запомнить каждое ее слово.
Читал ей письма, которые присылал Молинеукс. Прю надеялась, что священник и Маркус отыщут «Серебряную Пальму». Ей было интересно, увидит ли их снова прежде, чем умрет. Милый Маркус, наверняка все еще пытался отыскать для нее Священный Грааль. Благослови его Бог.
Ее дни - вернее ее день - был посвящен семье. Несколько друзей отозвались и навестили ее, когда она попросила их об этом, упомянув о своем «несчастии». Кто придумал это слово, она уже не помнила. Может, кто из слуг, может, одна из ее сестер.
Какое теперь это имело значение. Не важно, что люди узнали, что она умирает. Правда, сложно было выдержать жалость, застывшую в их глазах.
Ее сестрам тоже все труднее и труднее становилось у нее гостить. Каждая из них тупила взор каждый раз, когда что-то подносила ко рту, что тоже расстраивало ее.
Только Шапель смотрел на нее, не выражая особой печали. Казалось, он хотел насладиться в полной мере тем, что у них осталось. Она наслаждалась временем, проведенным с ним.
Это так много значило для нее.
Странное спокойствие опустилось на нее всего за день до этого.
Внезапно мысли о смерти перестали ее ужасать. Да, идея оставить позади все, что она так любила, навевала грусть, но она не боялась сделать это. Прю все еще не была готова, но, по крайней мере, не боялась.
Она посмотрела на руку, державшую ручку. Бледная, кости выступали на поверхность сквозь тонкую кожу.
Все ее тело фактически выглядело изможденным. Резко потеряла в весе. Не могла съесть чего-то, кроме чая и тоста.
Живот - единственная часть ее тела, которая раздалась, и Пруденс знала, что это из-за рака.
Устала. Она так устала. Ей хотелось уснуть и никогда не проснуться. Что случится довольно скоро.
А пока ей нужно привести в порядок свои дела. По счастью, их было не так много.
За окном темнело.
Вскоре прислуга должна была принести ей ужин. Потом семья присоединиться к ней, когда она поест.
И Шапель мог зайти к ней, если уже проснулся. Он часто уходил, чтобы питаться после пробуждения.
Девушка не знала, куда любимый ходил и от кого питался, просто потому, что не хотела знать. Вампир отказывался брать ее кровь, опасаясь, что она еще больше ослабнет. Кажется, он не понимал, что питаясь кем-то еще, почти что изменял ей, так Прю это ощущала.
Это конечно было глупо, но ничего не могла с этим поделать. Настолько она была болезненной. Что даже не могла дать своему возлюбленному того, что могло бы его поддержать.
Стук в дверь прекратил ее самобичевание. Это оказался Шапель - в новой сногсшибательной рубашке с длинными рукавами. Через руку у него висел смокинг и шейный платок.
- Что это? - спросила она.
Он улыбнулся и закрыл за собою дверь.
- Мы решили, что тебе понравиться пообедать с нами внизу этим вечером.
Прю пыталась устроиться поудобнее среди подушек.
- Мы?
- Твоя семья вместе со мною.
- Хорошо, «мы» оказались правы, - она провела рукой по беспорядочно сбившимся волосам. - Мне хотелось бы пойти вниз, но я ужасно выгляжу.
Он улыбнулся шире.
- Именно поэтому я здесь. Я собираюсь позаботиться, чтобы ты приняла ванну.
Пруденс подняла в изумлении брови.
- Мой отец знает об этом?
- Конечно, нет, - ее предположение будто бы напугало его, словно ее отец мог представлять для него реальную угрозу. - Он полагает, что я заберу тебя позже. Я налью воды.
- Шапель... - Она замолчала, потому что ей стало трудно говорить.
Его хорошее настроение тут же испарилось.
- Что с тобой?
- Ничего... Я не думаю, что это хорошая идея - помогать мне купаться.
- Почему нет? Чтоб ты знала, я очень хорошо купаю людей - регулярно купаю себя и очень доволен.
К ее радости он (Шапель) проявил некоторую глупость потому, как она и так знала, что он безупречен во всем.
- Я не хочу, чтобы ты видел меня раздетой.
Недоумение отразилось на его лице.
- Но я уже видел тебя раздетой, и довольно часто.
- Не таким образом.
Вздохнув, мужчина бросил свой смокинг и шейный платок на ее туалетный столик. Закатывал рукава, когда развернулся к ней.
- Тебе не следует меня стесняться, Прю.
- Я не стесняюсь, - жалость к себе сменилась раздражением в ее тоне. - просто не хочу, чтоб ты видел, насколько я уродлива.
- Уродлива? - вампир покончил с рукавами и пересек ковер, чтобы присесть на кровать подле нее. - Моя любимая Прю, ты не можешь быть не привлекательной для меня.
- Но...
- Мы уже все обсудили, - его тон подтвердил им сказанное.
Встав, он откинул одеяла и подхватил ее на руки, не взирая на протесты. Отнес ее в ванную комнату - современное удобство, на котором настоял ее отец. Шапель посадил девушку в плетеное кресло, пока заполнял водой ванну. Вскоре она была уже наполннена горячей водой.
Он откупорил несколько бутылочек, вдыхая их аромат, прежде чем остановиться на одном из них, чтобы добавить в воду. И воздух наполнил аромат жасмина. Когда ванна была почти полной, мужчина помог подняться ей на ноги и стянуть ее рубашку.
В ужасе Прю заметила, что на ее рубашке были пятна крови. Шапель или не заметил этого или просто сделал вид. Так или иначе, Прю была признательна ему.
Пруденс так же была признательна ему за то, что он смотрел на нее, словно она являлась воплощением красоты, самым прекрасным, что когда-либо видел. Этого достаточно, чтобы слезы подступили к ее глазам. Как Шапель мог смотреть на нее так, в то время, когда она знала, как ужасно выглядела?
Вампир, снял собственную рубашку, обнажая безупречный торс ее благодарному и внимательному взгляду. Пруденс не испытывала желания заняться любовью уже несколько дней, но его вид наполнил ее тело довольно острыми ощущениями.
- Я могу забраться в ванну самостоятельно, - заметила она, когда он снова ее поднял.
- Зачем тебе это делать, если я с удовольствием сделаю это для тебя? - Легкая улыбка тронула его губы, когда опускал ее в воду.
Она вздохнула, поскольку вода покрыла ее тело. Она так сама смогла бы? Мурашки удовольствия побежали по ее телу. Пруденс растянулась в ванне, откинув голову на полированную эмаль, и прикрыла глаза.
Шапель, по всей видимости, решил, что его работа на этом не закончена. Уже через минуту Прю ощутила мыльную мягкую мочалку на своей груди. И открыла глаза. Он присел возле ванны, золото все еще мерцало в глубине его глаз.
- Ты и мыть меня собираешься? Знаешь, я не инвалид, - вышло как-то резче, чем самой хотелось бы.
Его левая бровь слегка дернулась, но больше он ничем не выдал своей реакции.
- Знаю, что ты не инвалид. Я делаю это ради себя.
- Что ты имеешь ввиду?
- Я эгоистичное существо. Хочу заполучить тебя в свое собственное распоряжение на какое-то время. Теперь ты отдана мне на милость.
Усталая улыбка отразилась на ее губах.
- Ну, и низкие же у тебя планы.
Следующие полчаса он провел, омывая ее дюйм за дюймом. Если вид ее тела и смущал его, то никак не выказывал этого. Затем вымыл ей волосы, и тяжесть на ее голове сменилась легкостью и бодростью.
После ванны Шапель вытер ее насухо и помог облачиться в полукорсет, длинную ночную рубашку, более основательное платье сверху. Не было никакой возможности для нее надеть обычный корсет и вечернее платье. Даже если бы не было живота, она стала слишком худой для своей прежней одежды. Кроме того, ее семью вряд ли будет беспокоить во что она будет одета.
Шапель продолжал ее удивлять: собрал ее волосы в высокий пучек на голове и закрепил его там.
- Я уволю свою горничную и найму тебя, - объявила она, восхищаясь проворной работой его рук.
Короткий горячий поцелуй коснулся ее шеи, когда он закончил застегивать свой смокинг.
- Я согласен.
Пруденс все еще улыбалась, когда любимый принес ее в столовую, где их уже ожидали остальные. Все были так счастливы ее видеть, что Прю не заботило, как она выглядела и что была настолько слабой, что Шапелю пришлось ее нести.
В этот момент она ощущала себя лучше всего за последнее время. Насколько прекрасна жизнь.
Обед был восхитительным. Она съела, сколько смогла, хотя это было немного. Восполнила недостаток беседой и смехом. Возможно, беседа была отчасти глупой, отчасти натянутой, но все-таки это была беседа. Они старались ради нее, и Прю ценила это и была им благодарна. Даже ее шурин не был столь серьезен, рассказывая истории и отпуская шуточки в сторону Прю.
Шапель тоже присоединился, и хотя в воздухе чувствовалось разногласие между ним и ее отцом, они старались сгладить это. Любимый не отказал себе в удовольствии тоже ее поддразнивать. Ей было приятно, что семья принимала его. Возможно, он иногда присматривал бы за ними ради нее. Возможно, если она попросила, он приглядел бы за ребенком Кэролайн.
Какая сентиментальная, но все-таки романтичная мысль - его забота о следующих пяти поколениях ее семьи или что-то около того, потому что его сердце было еще настолько заполнено ею.
Прю бы рассмеялась, если мысль принадлежала кому-нибудь другому. Вместо этого она смеялась тому, что ее шурин Джеймс отпускал по поводу невысокого роста Джорджии. Смеялась заразительнее, чем в последнее время. До тех пор, пока острая и сильная боль пронзила ее.
Боль лишила ее не только возможности смеяться, но и самого дыхания, словно все у нее внутри разорвалось. Фактически это было настолько тяжело, что она свалилась со стула на пол. Не могла даже выставить руки, просто упала.
Шапель был первым, кто оказался возле нее, несмотря на то, что это было ужасное зрелище, когда он пронесся через стол. Вне всякого сомнения, он просто прыгнул к ней. Ее семья этого даже не заметила или была слишком занята, наблюдая за ней лежащей и задыхающейся на полу в столовой?
Шапель поднял ее на руки. Она вскрикнула, несмотря на всю его нежность.
- Прю?
Господи, Пруденс вовсе не хотела слышать подавленности в его голосе, он был ее воином, ее вампиром. Ему полагалось быть сильнее этого. Куда сильнее, чем она.
Она внимательно смотрела на него, не замечая ничего, кроме его прекрасного лица.
- Отнеси меня в мою комнату.
