Или
она действовала на него подобно медленному яду, или что-то не так с
Шапелем. Прю сидела возле своего туалетного столика в длинной ночной
рубашке, расчесывая волосы и размышляя над странным вечером. Ее красивое
платье, которое ей фактически не понадобилось вечером, свисало
складками со спинки стула возле платяного шкафа. Завтра она его уберет, и
только Богу известно оденет ли когда-нибудь вообще.
Расческа застыла в ее руках. Что могло произойти с Шапелем, что заставило его так быстро ретироваться? Он сжался, словно от боли, а затем и вовсе сбежал. Вернулся ли он уже? Даже если и вернулся, то не подумал появиться на вечеринке. И даже отец Молинеукс не знает, где он.
Не могла же Прю признаться, что видела его в саду. Что от ее поцелуя он умчался с криком в темноту. Конечно с криком - это не подходящий термин, поскольку он не кричал, но вполне мог бы.
Как же она сумеет испытать страсть, если человек, с которым она желала ее разделить, никак не хочет уступить ей?
Тихий звук прервал ее мысли. Что это? Звук повторился: кто-то очень тихо стучал в дверь. Надежда наполнила ее. Может это Шапель? Спокойно и быстро она пересекла комнату, бесшумно ступая по ковру, и открыла дверь. Вся надежда и радость, которыми было переполнено сердце, схлынули, когда Прю увидела того, кто стоял за дверью. Это был Маркус, державший в руках свернутую ткань.
- Маркус, что вы здесь делаете? - спросила она почти шепотом.
Он подтолкнул ее в комнату, последовав за ней, и притворил за собою дверь. Господи, чего это с ним? Мужчина протянул ей свернутую ткань.
- Одевайтесь и идемте со мной.
Взяв то, что ей предлагал Маркус, Прю поняла, что это мужская одежда.
- Для чего мне мужская одежда?
Если бы в ней было больше тщеславия, то она посчитала будто он предлагает ей убежать вместе, но вид Маркуса не вызывал никаких подозрений в том, что он захотел ее обольстить.
- Не думаю, что вам будет удобно перемещаться на раскопках в этом, - указал на ее ночную сорочку.
- Раскопки? - Одного упоминания было достаточно, чтобы ее сердце бешено забилось. - Мы отправляемся на раскопки? Сейчас?
Маркус кивнул.
- Одевайтесь.
Он был настолько нетерпелив, что на него это было вовсе не похоже. Прю повернулась к гардеробной, но не спешила идти туда.
- До рассвета еще как минимум часа два.
- Именно поэтому нам надо торопиться. Священник еще спит, а Шапеля нигде не видно.
- Не видно? - Пруденс замерла от этих слов. - Где же он?
Маркус подошел к ней сзади, мягко, но настойчиво подталкивая к гардеробной.
- Я понятия не имею. Его нет в доме, но это только вопрос времени. Поэтому нам нужно поспешить.
Прю снова остановилась.
- Почему мы идем без него и Молинеукса?
Вздох раздражения сорвался с губ Маркуса. Он развернул ее за плечи, чтобы видеть ее лицо.
- Потому, что я хочу, чтобы у вас была возможность прикоснуться к тому, что находится в подземелье, вне зависимости от того, что мы там обнаружим. Хочу, чтобы это был ваш выбор, а не чьей-либо еще. Вы понимаете меня?
Ей казалось, что она понимает, но Маркус был явно недоволен ее реакцией. Он волновался, что Шапель и отец Молинеукс сбегут с Чашей Грааля прежде, чем Прю сможет ей воспользоваться. Ей была неприятна такая интерпретация поведения священника или Шапеля, но что она знала об их мотивах? Она доверяла им, но они служили церкви, а не ей.
- Я оденусь так быстро, как смогу - заверила она, умчавшись в гардеробную.
Чулки - единственная часть одежды, которая оказалась в пору. Брюки были слишком широки в талии, узкими в бедрах и довольно длинными, а рубашка – очень большой, так что Прю пришлось ее заправить в брюки, чтобы создать видимость талии. Сюртук сидел лучше, вероятно, он принадлежал небольшому мужчине или подростку. Она надела собственную обувь, и наскоро собрала волосы в пучок. В нетерпение Маркус мерил шагами ее комнату, когда Пруденс вышла из гардеробной.
- Как я выгляжу?
- Забавно, - ответил он с улыбкой. - Готова?
Прю кивнула. О, да, она была готова.
Они вышли из комнаты и бесшумно спустились по лестнице. Как только они оказались на улице, он повел ее к конюшне, где их уже ждали две оседланные лошади. Подгоняя ее, он взобрался на лошадь, предлагая последовать его примеру.
На улице было темно, и только низко висящая в небе луна освещала им путь. Ее света хватало только на то, чтобы увидеть дорогу на несколько шагов вперед. Лошади двигались по наитию, прислушиваясь к собственному инстинкту, почти как Маркус и Прю. Она окунулась в ночные звуки, едва различимые в своем своеобразии. Вскрикнула сова, летучая мышь пролетела так близко, что она могла различить шорох ее крыльев.
Ночь полна спокойствия, тишины и умиротворения. Прохладный и освежающий бриз в сочетании с лунным светом являлся своеобразным контрастом знойному дню. Путь до места был не близок, но он не показался утомительным. Раскопки производились у южной границы поместья, почти в миле от дома. Прю хватило времени, чтобы поразмышлять о Шапеле и о том, как он ее поцеловал.
Он сказал, что не был в состоянии думать о чем-либо другом, и его голос был тому подтверждением.
Значит, она вовсе не была ему противна? Тогда почему Шапель сбежал от нее, если ему так сильно хотелось поцеловать ее вновь? Чем была вызвана такая странная реакция? У него проблемы, из-за нее? Несомненно, когда они увидятся в следующий раз, ему придется не только извиниться за свое странное поведение, но и объяснить его причину.
На том Прю и порешила, обратив свои мысли к Чаше Грааля. Найдут ли они ее там, когда спустятся в подвал? Да, да. Она должна быть там. Она отказывалась верить в обратное.
Что будет с ней после того, как измениться ее жизнь? На свете было достаточно мест, где ей хотелось побывать, и достаточно вещей, которые желала испытать. Она не знала с чего начать, и это несколько угнетало.
Но кое-что Прю собиралась сделать вне зависимости от исхода их вылазки - заняться любовью с Шапелем. Ее смущало это желание, хотя и не страдала излишней скромностью. Что она точно не собиралась делать, как только исцелится, так это возвращаться к прежнему образу жизни, тратя впустую собственную жизнь на оправдание ожиданий общества. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на извинения и, находясь у ее финала, не желала ни о чем сожалеть - или не делай - или не сожалей.
Прю размышляла о тех местах, которые хотела бы увидеть, и надеялась, что Шапель согласится поехать с ней. Они взглянули бы на чудеса Древней Греции, любуясь мерцанием лунного света на поверхности Черного моря. Закат в Карпатах, несомненно, был захватывающим зрелищем.
Подобные мысли занимали ее голову остальную часть пути, вызывая трогательную улыбку на ее губах. Ее сердце забилось в нетерпении, когда Маркус сделал первый шаг, спускаясь в подвал. Ступени были грубыми и неровными, к тому же довольно широким, так что приходилось быть осторожной, чтобы не упасть.
Всю дорогу вниз Маркус держал высоко над своей головой лампу. Прю стало нехорошо, когда проблески света очертили контуры входа в подвал.
Дверь была открыта.
Она сама открылась или внутри кто-то был? Пруденс посмотрела вниз. В пыли отчетливо видны следы, но они не принадлежали ни рабочим, ни злоумышлении. Их мог оставить Маркус.
Несмотря на то, что он ей обещал, Маркус уже был тут? Или это все-таки пробрались воры? Она собиралась спросить, но он повернулся к ней и покачал головой. На его лице застыли страх и гнев. Нет, это не его следы.
Прю огляделась вокруг, но не нашла ничего, что указывало бы на присутствие незваных гостей.
Разве Маркус не выставил охрану у входа? Раскопка такого важного артефакта, как Святой Грааль, предполагает охрану. Маловероятно, что Маркус упустил такую деталь.
Возможно, внутри находились его работники, решившие удовлетворить собственное любопытство. Может быть, это был Шапель. Что если он тоже отправился исследовать подвал? Что если они с Мулинексом собирались выкрасть чашу? Что если именно поэтому он оставил ее, чувствуя себя очень виноватым, намереваясь ее предать ее?
Слишком много вопросов, ответы на которые находились в подвале, и они с Маркусом собирались найти их. Если кто-то желал украсть Чашу Грааля, ему придется еще повоевать с ней – так просто Прю не отдаст ее. Она зашла слишком далеко, чтобы так просто сдаться.
Воздух заполнил ее легкие, когда она сделала глубокий вдох. У нее тряслись колени. Маркус передал ей фонарь, а сам достал пистолет и, распахнув достаточно широко дверь, чтобы прошли оба, первым переступил порог. Он полагал, что там еще кто-то есть? И был уверен, что этот человек настолько опасен, что возможно придется стрелять в него?
Пожалуйста, пусть это будет не Шапель.
Лишь малую часть сырой, дурно пахнущей комнаты смогла осветить лампа. Кругом ни звука. Казалось, что ее собственное дыхание было настолько громким, что могло разбудить и мертвого.
Лампа захватила небольшое пространство перед ними. Пламя дрожало вокруг фитиля. Стоя близко друг к другу, они с Маркусом внимательно осматривали каждую деталь.
Подвал походил на келью монаха: топчан в углу, возле него тумбочка. На ней стояла лампа. Скомканные на постели одеяла, словно кто-то совсем недавно покинул ее. Возле другой стены находился грубо отделанный стол и стул, задвинутый под него. Над ним висела средневековая картина, изображавшая рыцаря и его даму.
Когда-то здесь кто-то жил. Но не мог же он жить здесь по сей день?
- Здесь никого нет, - подытожил Маркус, закончив осмотр комнаты.
Пистолет возвратился на прежнее место.
- Но кто-то был, - Прю вслух высказала то, о чем они оба догадывались. - Вам не кажется, что чего-то не хватает?
- Не уверен, что найду, - ответил он. - Надо найти, где остались следы на пыли.
Прю смотрела, но освещения было недостаточно, или ничего действительно не было тронуто. Или тот, кто там жил, содержал дом в порядке.
Ее взгляд привлек висящий на стене гобелен, и она поднесла к нему лампу. Он висел немного криво, похоже, за ним был проход.
Господи, что это за место?
Прю направилась к нему.
Может быть Чаша Грааля спрятана там. Под стук своего сердца, что раздавался в ушах, Прю сделала один шаг, а другой. Обойдя кровать с другой стороны, Пруденс оказалась в нескольких шагах от него, когда о что-то споткнулась.
Опустив вниз лампу, стала внимательно разглядывать. Ее сердце подпрыгнуло от испуга.
- О, мой Бог.
Пол усеян осколками пивной кружки и клочьями рубашки, вперемешку с щебнем.
Но ее испугало другое.
Мертвец, вперившийся безжизненными глазами в пустоту, крик застыл в ее горле, в то время как ей казалось, что сейчас упадет в обморок. Он был одет во все черное, у него были длинные волосы и борода, а его лицо было искалечено. Словно дикое животное терзало его.
Желчь подступила к ее голу. Кто мог совершить подобное? И что еще более важно - находился ли этот человек все еще там и не мог ли он причинить ей вред?
- Прю, - раздался обеспокоенный голос Маркуса. - Что случилось?
Он подошел к ней как раз тогда, когда Пруденс развернулась.
Прю попятилась назад, опасаясь наступить на труп бедного человека. Если бы она была в юбках, вряд ли почувствовала, как что-то резко натянулось у ее ног, но ощутила за секунду до мягкого свистящего звука.
Острая боль пронзила ее грудь, от которой у Прю перехватило дух. Лампа едва не выпала из ее пальцев. Она опустила взгляд и заметила небольшую стрелу, торчавшую из ее груди. Что это, черт возьми?
Она угодила в ловушку. Возможно именно это произошло с бедным человеком на полу. Ей уготована подобная судьба?
- Прю? - Голос Маркуса отдавался эхом в ее ушах. - Прю!
У нее резко закружилась голова и колени не выдержали/ослабли. Прежде чем лампа выпала из ее ослабевших рук и осветила лежащего на полу человека в черном, Маркус успел ее поймать. У нее все поплыло перед глазами, пот выступил на верхней губе.
Ее отравили.
- Я не хочу умирать! - Рыдания рвались из ее горла, в то время как она цеплялась за плечи Маркуса.
- Я отправляюсь за помощью, - Пруденс никогда не слышала, чтобы Маркус был так напуган. - Отдыхай, Прю. Я скоро вернусь.
Он осторожно уложил ее на кровать.
- Не двигайся, приказал друг.
Двигаться? Куда она бы делась?
Прю была настолько глупа. Почему она не осталась в своей комнате? Почему не уговорила Маркуса подождать хотя бы до рассвета? Или чтобы с ними отправился Шапель?
Она доверяла Шапелю. И понимала, что он был в состоянии ее защитить. У нее было немного времени в запасе, но теперь в результате ее самоуверенности не осталось и его.
У нее не осталось шанса даже попрощаться.
***
Так или иначе, он ощущал единение с миром.
Спускаясь с ночного неба Шапель испытывал небывалую легкость, которую не чувствовал на протяжении нескольких столетий. Это было подобно тому, что совершая этот непростительный грех и отступаясь от собственной души, он получил удовлетворенность.
Мадам поняла, кем он был, как только он улыбнулся ей. Как нестранно, вид его клыков избавил ее от страха.
Все, что ему нужно было сделать, это упомянуть Рейгна, как она и девушки уже знали, что от них требовалось. Ему не нужно было волноваться об утрате контроля потому, что мадам сама контролировала процесс, сменяя девушек одну за другой. Шапель взял от каждой понемногу – чтобы не ослабить их – и вполне восстановил собственные силы после долгого истощения. Он не давал своей крови, так что не было никакой опасности передать проклятие.
Теперь он мог не опасаться за Прю. Ему не нужно было волноваться о том, что причинит ей вред или того хуже. Северьян не стал бы кусать ее, помнив, что произошло с Мари. Он мог целовать ее и прикасаться к ней, не боясь, что потеряет контроль над собственным демоном. Не знал точно, сорвет ли ему, как мужчине крышу лишь от одного прикосновения. А он хотел прикасаться к ней. И если бы она позволила ему, он не удовлетворился бы одними прикосновениями. И не так уж и важно, что она была хорошо воспитанной леди и, вероятнее всего, девственницей. Он желал ее, а она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что она делает. Девственница, но далеко не наивная.
Шапель и не думал торопиться. Постарается доставить ей наслаждение. Ласкал бы ее, целовал, восхищался ею, пока она не стала бы мягкой и податливой в его руках. Он овладел бы ею медленно и плавно, наблюдая, как нарастает удовольствие на ее лице.
Простая мысль о том, как Прю могла бы на него смотреть, достигнув кульминационного момента, вызывала у него сильное возбуждение.
Безусловно, ему стоило принести извинения за свой внезапный побег. Ему нужно придумать разумное объяснение, которое она безоговорочно примет и чтобы он не выглядел слабым или болезненным.
Боже, Шапель так надеялся, что в этом подвале Священный Грааль, а не Темпл вместе с проклятой чашей. Он не желал такого кошмара для Прю. Не хотел видеть разочарование на ее лице, когда ее надежды не оправдаются. Его волновало не только то, что девушка расстроится, но и то, что его не будет рядом с ней в тот момент из-за солнца, которое может поджарить его подобно хрустящему картофелю. По крайней мере, если Маркус сдержит свое слово и позволит изучить ему место прежде, чем они туда отправятся, он мог бы поддержать Прю и разделить с ней ее разочарование.
Сворачивая на запад, Шапель стал приближался к земле. Неподалеку вырисовывался силуэт поместья Росекоут.
Он приземлился на балкон комнаты Прю. Двери легко открылись, и он вошел внутрь. Прю там не оказалось. Просканировал библиотеку. Ее не было и там. Где же она?
Его озарила назойливая и леденящая душу мысль. Быстро и незаметно он отправился в комнату Маркуса Грея. Она тоже оказалась пустой.
Проклятье, они оказались настолько глупыми, что отправились на раскопки.
Шапель был уже снаружи, собираясь лететь к руинам, когда услышал звук приближающий звук цокота копыт. Он устремился нему - звуку, инстинкт подсказывал ему, что это Маркус, скакавший так, словно адские собаки преследовали его.
А где же Прю?
Лошадь и всадник затормозили, поскольку перед ними возник Шапель. Он мчался, обгоняя ветер. От Маркуса исходил страх, но он боялся вовсе не Шапеля. Чего-то другого.
- Прю ранена. Она в подвале. Ей необходима помощь.
Ужас охватил Шапеля, но он подавил его.
- Найди Молинеукса. Я заберу ее.
Он не стол ждать, что ему ответит Маркус, и взлетел. Он мчался сквозь ночь, прекрасно ориентируясь в темноте. Вскоре перед ним возникли очертания руин, обломков скал и грунтовой насыпи возле входа.
Шапель втянул носом ночной воздух и ощутил знакомый запах. Там не было Темпла, хотя следы его пребывания все еще были заметны.
Прю.
Она действительно была там, но что-то отравляло ее аромат, что-то, что было способно позволить выплеснуться его гневу наружу, невзирая на всю его сдержанность. Он узнал этот запах, но все же не мог поверить в это.
Он ни минуты не колебался. Перепрыгнув через ступени, приземлился возле двери и резко распахнул ее, так что та врезалась в стену и впечаталась в нее.
Ничего не ударило в него. Дикие вампиры не набросились на него его. Не было и старого друга, чтобы поприветствовать его. Ничего не было. Совсем ничего. На полу лежал незнакомый мертвец, а на топчане в свете лампы пылала от жара Прю.
Она лежала на спине, как сломанная кукла, которую бросили. Он слышал ее прерывистое дыхание, видел бледность ее кожи.
Шапель отсюда чувствовал, что произошло, догадался, что же тут произошло, и понимал, что она умирала. Еще мгновение и он оказался возле нее, подхватив ее на руки. Она не открыла глаза, продолжая метаться в бреду. Губы и щеки были белоснежно белыми, а все тело - липким от пота0.
Он заметил рану на ее теле, но никаких признаков борьбы. Он не должен был оказаться там - не для того, чтобы ощутить аромат ее крови. Темпл не причинял ей вреда, во всяком случае, непосредственно. Мертвец возле Прю оказался менее удачлив. От него исходил запах Темпла. Темпл убил его.
Дрожь пробежала по телу Прю. Она вздохнула – тихо и неустойчиво, словно больной ребенок.
Его охватила паника. Прю не должна была умереть. Не могла. Не таким образом. Он приложил руку к ее груди. Ее сердце билось неровно, но все еще билось.
Звук разрывающейся ткани прорезал тишину. Он вытащил стрелу из груди Прю.
Уродливая фиолетовая окраска распространяла свои щупальца во все стороны от ранки. Шапель недовольно принюхался к наконечнику стрелы. Он закрыл глаза, поскольку знакомый запах вызвал у него отвращение.
О, Боже.
Он узнал его. Этот яд был редким и древним, и ему было сложно сопротивляться. И был способен на время обезвредить оборотня и вампира, а для человека он был смертелен. Шапель знал это точно потому, что это был именно тот самый яд, который чуть не убил его в ту ночь, когда они обнаружили Чашу Кровавого Грааля.
Северьян знал лишь один способ исцеления: его кровь.
Нет, должно быть что-то еще.
Тем не менее, день вступал в свои права. Он мог бы спрятаться в проходе позади гобелена, но Прю вряд ли выиграет от этого. Если Шапель еще немного замешкается, то она умрет прямо здесь, и он бессилен будет помешать этому.
Ему оставалось только молиться, чтобы того, что он намеревался сделать, было достаточно.
- Пожалуйста - прошептал мужчина, опуская голову и освобождая клыки. - Пожалуйста.
Молился, погружая зубы в тонкую плоть на груди Прю, рану, которая осталась от стрелы. Он глубоко вскрыл ее, чтобы быстрее вытянуть яд. С невероятной силой Шапель втянул в себя горьковатую, отравленную кровь в себя. Она была отвратительной на вкус, и, тем не менее, он пил, пока от яда не осталась и следа, только милая опрометчивая Прю.
Когда он оторвался от нее, она стала бледней. Разорванные им края раны выглядели ужасно, но Шапель остановил кровь, нежно проведя языком по ней. Через день даже шрама не останется. При условии, что Молинеукс сумеет ей помочь, он знал, что нужно делать. Ей нужна была кровь - он выпил с ядом слишком много. И ей нужна была медицинская помощь и некоторые травы. Молинеукс сможет спасти ее.
Качая Прю в своих руках, словно в колыбели, Шапель поднялся. Яд скоро начнет на него действовать, и он не собирался тратить драгоценное время впустую. Он не убьет его, но заставит страдать.
Северья), придерживая Прю, стащил одеяло с кровати, и накинул его себе на голову, оборачивая концы вокруг Прю, чтобы связать их.
И побежал. Шагнув в занимающееся утро, бежал так быстро, как только мог. Яд сделал его медленным и неуклюжим, но, во всяком случае, он сохранял вертикальное положение.
Солнце показалось над горизонтом, иссушая его и причиняя неимоверные муки. Шапель спотыкался, поднимался и продолжал бежать.
С каждой секундой боль становилась мучительней, пока он не ворвался в спасительную тень, покрытой росой, травы. Его тело пылало, ему было тяжело определить, горела только кожа или уже и внутри него. Он знал лишь то, что под одеялом и одеждой кожа покрывалась волдырями. Он не мог выносить этого. Лучше бы как Дреукс разлететься на солнце на миллион кристаллических осколков.
И только тот факт, что с ним находилась Прю, заставлял его обгоревшие ноги перемещаться. И только мысли о Прю давали ему сил двигаться, невзирая на смертельные муки.
Он был полон решимости сделать это.
Он никогда так и не узнает, как ему удалось оттолкнуться от земли и приземлиться на балкон Молинеукса. Словно невидимая рука подхватила его и опустила туда. Возможно, это была кровь, взятая у проституток, а возможно страх за жизнь Прю - или Бог решил помочь ему, а может сам сатана - но так или иначе он смог забраться внутрь сам и донести сюда Прю.
Маркус был уже там. Они приготовили кровать для Прю. Молинеукс перекрестился при его виде, в то время как Маркус взирал на него в откровенном ужасе. Его обожженная кожа и плоть в купе с дикими глазами напугали бы кого угодно. Маркус подхватил Прю, поскольку Шапель рухнул на ковер.
- Помоги ей, - умолял Шапель Молинеукса, подползая к плательному шкафу у дальней стены. Это было единственным место, куда он мог спрятаться от рассвета, который заливал комнату, продолжая сжигать его.
- Она была отравлена. Ядом Темпла. Ей нужна кровь, - ощущая, что силы оставляют его, Шапель забрался в шкаф, протискиваясь сквозь содержимое, сжимавшее его со всех сторон. - Спаси ее.
Молинеукс кивнул, и Шапель понял, что его старый друг не подведет.
- Кто же спасет тебя, мой друг?
Шапель не ответил.
Он кинул прощальный взгляд на Прю, такую хрупкую и бледную, лежащую на кровати священника. Маркус уже закатывал рукав, готовясь поделиться с Прю собственной кровью. На протяжении всего времени Шапель задавался вопросом, что заставило Маркуса Грея потащить Прю на раскопки. Очевидно, молодой человек просто не доверял ему.
Или хотел предоставить Прю самой решать свою судьбу, если бы там оказалась Чаша Кровавого Грааля. Глупый, глупый мальчишка. Но с ним он разберется позже.
Шапель закрыл дверцу шкафа, оказавшись в блаженной темноте. Его голова плыла и гудела. Все его тело пульсировало от боли, но рассвет больше не мог коснуться его. Единственный человек, который мог спасти его, был он сам. Он должен был сконцентрироваться на самоисцелении и привлечь силу. Если у него не получится, сочетание яда и рассвета добьет его. Он должен был держаться, превозмогая боль и невзирая на возможность летального исхода.
И он держался потому, что после столетий отчаянной жажды смерти у него, наконец, появилось ради чего жить
И Шапель хотел увидеть ее лицо хотя бы еще раз.
Расческа застыла в ее руках. Что могло произойти с Шапелем, что заставило его так быстро ретироваться? Он сжался, словно от боли, а затем и вовсе сбежал. Вернулся ли он уже? Даже если и вернулся, то не подумал появиться на вечеринке. И даже отец Молинеукс не знает, где он.
Не могла же Прю признаться, что видела его в саду. Что от ее поцелуя он умчался с криком в темноту. Конечно с криком - это не подходящий термин, поскольку он не кричал, но вполне мог бы.
Как же она сумеет испытать страсть, если человек, с которым она желала ее разделить, никак не хочет уступить ей?
Тихий звук прервал ее мысли. Что это? Звук повторился: кто-то очень тихо стучал в дверь. Надежда наполнила ее. Может это Шапель? Спокойно и быстро она пересекла комнату, бесшумно ступая по ковру, и открыла дверь. Вся надежда и радость, которыми было переполнено сердце, схлынули, когда Прю увидела того, кто стоял за дверью. Это был Маркус, державший в руках свернутую ткань.
- Маркус, что вы здесь делаете? - спросила она почти шепотом.
Он подтолкнул ее в комнату, последовав за ней, и притворил за собою дверь. Господи, чего это с ним? Мужчина протянул ей свернутую ткань.
- Одевайтесь и идемте со мной.
Взяв то, что ей предлагал Маркус, Прю поняла, что это мужская одежда.
- Для чего мне мужская одежда?
Если бы в ней было больше тщеславия, то она посчитала будто он предлагает ей убежать вместе, но вид Маркуса не вызывал никаких подозрений в том, что он захотел ее обольстить.
- Не думаю, что вам будет удобно перемещаться на раскопках в этом, - указал на ее ночную сорочку.
- Раскопки? - Одного упоминания было достаточно, чтобы ее сердце бешено забилось. - Мы отправляемся на раскопки? Сейчас?
Маркус кивнул.
- Одевайтесь.
Он был настолько нетерпелив, что на него это было вовсе не похоже. Прю повернулась к гардеробной, но не спешила идти туда.
- До рассвета еще как минимум часа два.
- Именно поэтому нам надо торопиться. Священник еще спит, а Шапеля нигде не видно.
- Не видно? - Пруденс замерла от этих слов. - Где же он?
Маркус подошел к ней сзади, мягко, но настойчиво подталкивая к гардеробной.
- Я понятия не имею. Его нет в доме, но это только вопрос времени. Поэтому нам нужно поспешить.
Прю снова остановилась.
- Почему мы идем без него и Молинеукса?
Вздох раздражения сорвался с губ Маркуса. Он развернул ее за плечи, чтобы видеть ее лицо.
- Потому, что я хочу, чтобы у вас была возможность прикоснуться к тому, что находится в подземелье, вне зависимости от того, что мы там обнаружим. Хочу, чтобы это был ваш выбор, а не чьей-либо еще. Вы понимаете меня?
Ей казалось, что она понимает, но Маркус был явно недоволен ее реакцией. Он волновался, что Шапель и отец Молинеукс сбегут с Чашей Грааля прежде, чем Прю сможет ей воспользоваться. Ей была неприятна такая интерпретация поведения священника или Шапеля, но что она знала об их мотивах? Она доверяла им, но они служили церкви, а не ей.
- Я оденусь так быстро, как смогу - заверила она, умчавшись в гардеробную.
Чулки - единственная часть одежды, которая оказалась в пору. Брюки были слишком широки в талии, узкими в бедрах и довольно длинными, а рубашка – очень большой, так что Прю пришлось ее заправить в брюки, чтобы создать видимость талии. Сюртук сидел лучше, вероятно, он принадлежал небольшому мужчине или подростку. Она надела собственную обувь, и наскоро собрала волосы в пучок. В нетерпение Маркус мерил шагами ее комнату, когда Пруденс вышла из гардеробной.
- Как я выгляжу?
- Забавно, - ответил он с улыбкой. - Готова?
Прю кивнула. О, да, она была готова.
Они вышли из комнаты и бесшумно спустились по лестнице. Как только они оказались на улице, он повел ее к конюшне, где их уже ждали две оседланные лошади. Подгоняя ее, он взобрался на лошадь, предлагая последовать его примеру.
На улице было темно, и только низко висящая в небе луна освещала им путь. Ее света хватало только на то, чтобы увидеть дорогу на несколько шагов вперед. Лошади двигались по наитию, прислушиваясь к собственному инстинкту, почти как Маркус и Прю. Она окунулась в ночные звуки, едва различимые в своем своеобразии. Вскрикнула сова, летучая мышь пролетела так близко, что она могла различить шорох ее крыльев.
Ночь полна спокойствия, тишины и умиротворения. Прохладный и освежающий бриз в сочетании с лунным светом являлся своеобразным контрастом знойному дню. Путь до места был не близок, но он не показался утомительным. Раскопки производились у южной границы поместья, почти в миле от дома. Прю хватило времени, чтобы поразмышлять о Шапеле и о том, как он ее поцеловал.
Он сказал, что не был в состоянии думать о чем-либо другом, и его голос был тому подтверждением.
Значит, она вовсе не была ему противна? Тогда почему Шапель сбежал от нее, если ему так сильно хотелось поцеловать ее вновь? Чем была вызвана такая странная реакция? У него проблемы, из-за нее? Несомненно, когда они увидятся в следующий раз, ему придется не только извиниться за свое странное поведение, но и объяснить его причину.
На том Прю и порешила, обратив свои мысли к Чаше Грааля. Найдут ли они ее там, когда спустятся в подвал? Да, да. Она должна быть там. Она отказывалась верить в обратное.
Что будет с ней после того, как измениться ее жизнь? На свете было достаточно мест, где ей хотелось побывать, и достаточно вещей, которые желала испытать. Она не знала с чего начать, и это несколько угнетало.
Но кое-что Прю собиралась сделать вне зависимости от исхода их вылазки - заняться любовью с Шапелем. Ее смущало это желание, хотя и не страдала излишней скромностью. Что она точно не собиралась делать, как только исцелится, так это возвращаться к прежнему образу жизни, тратя впустую собственную жизнь на оправдание ожиданий общества. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на извинения и, находясь у ее финала, не желала ни о чем сожалеть - или не делай - или не сожалей.
Прю размышляла о тех местах, которые хотела бы увидеть, и надеялась, что Шапель согласится поехать с ней. Они взглянули бы на чудеса Древней Греции, любуясь мерцанием лунного света на поверхности Черного моря. Закат в Карпатах, несомненно, был захватывающим зрелищем.
Подобные мысли занимали ее голову остальную часть пути, вызывая трогательную улыбку на ее губах. Ее сердце забилось в нетерпении, когда Маркус сделал первый шаг, спускаясь в подвал. Ступени были грубыми и неровными, к тому же довольно широким, так что приходилось быть осторожной, чтобы не упасть.
Всю дорогу вниз Маркус держал высоко над своей головой лампу. Прю стало нехорошо, когда проблески света очертили контуры входа в подвал.
Дверь была открыта.
Она сама открылась или внутри кто-то был? Пруденс посмотрела вниз. В пыли отчетливо видны следы, но они не принадлежали ни рабочим, ни злоумышлении. Их мог оставить Маркус.
Несмотря на то, что он ей обещал, Маркус уже был тут? Или это все-таки пробрались воры? Она собиралась спросить, но он повернулся к ней и покачал головой. На его лице застыли страх и гнев. Нет, это не его следы.
Прю огляделась вокруг, но не нашла ничего, что указывало бы на присутствие незваных гостей.
Разве Маркус не выставил охрану у входа? Раскопка такого важного артефакта, как Святой Грааль, предполагает охрану. Маловероятно, что Маркус упустил такую деталь.
Возможно, внутри находились его работники, решившие удовлетворить собственное любопытство. Может быть, это был Шапель. Что если он тоже отправился исследовать подвал? Что если они с Мулинексом собирались выкрасть чашу? Что если именно поэтому он оставил ее, чувствуя себя очень виноватым, намереваясь ее предать ее?
Слишком много вопросов, ответы на которые находились в подвале, и они с Маркусом собирались найти их. Если кто-то желал украсть Чашу Грааля, ему придется еще повоевать с ней – так просто Прю не отдаст ее. Она зашла слишком далеко, чтобы так просто сдаться.
Воздух заполнил ее легкие, когда она сделала глубокий вдох. У нее тряслись колени. Маркус передал ей фонарь, а сам достал пистолет и, распахнув достаточно широко дверь, чтобы прошли оба, первым переступил порог. Он полагал, что там еще кто-то есть? И был уверен, что этот человек настолько опасен, что возможно придется стрелять в него?
Пожалуйста, пусть это будет не Шапель.
Лишь малую часть сырой, дурно пахнущей комнаты смогла осветить лампа. Кругом ни звука. Казалось, что ее собственное дыхание было настолько громким, что могло разбудить и мертвого.
Лампа захватила небольшое пространство перед ними. Пламя дрожало вокруг фитиля. Стоя близко друг к другу, они с Маркусом внимательно осматривали каждую деталь.
Подвал походил на келью монаха: топчан в углу, возле него тумбочка. На ней стояла лампа. Скомканные на постели одеяла, словно кто-то совсем недавно покинул ее. Возле другой стены находился грубо отделанный стол и стул, задвинутый под него. Над ним висела средневековая картина, изображавшая рыцаря и его даму.
Когда-то здесь кто-то жил. Но не мог же он жить здесь по сей день?
- Здесь никого нет, - подытожил Маркус, закончив осмотр комнаты.
Пистолет возвратился на прежнее место.
- Но кто-то был, - Прю вслух высказала то, о чем они оба догадывались. - Вам не кажется, что чего-то не хватает?
- Не уверен, что найду, - ответил он. - Надо найти, где остались следы на пыли.
Прю смотрела, но освещения было недостаточно, или ничего действительно не было тронуто. Или тот, кто там жил, содержал дом в порядке.
Ее взгляд привлек висящий на стене гобелен, и она поднесла к нему лампу. Он висел немного криво, похоже, за ним был проход.
Господи, что это за место?
Прю направилась к нему.
Может быть Чаша Грааля спрятана там. Под стук своего сердца, что раздавался в ушах, Прю сделала один шаг, а другой. Обойдя кровать с другой стороны, Пруденс оказалась в нескольких шагах от него, когда о что-то споткнулась.
Опустив вниз лампу, стала внимательно разглядывать. Ее сердце подпрыгнуло от испуга.
- О, мой Бог.
Пол усеян осколками пивной кружки и клочьями рубашки, вперемешку с щебнем.
Но ее испугало другое.
Мертвец, вперившийся безжизненными глазами в пустоту, крик застыл в ее горле, в то время как ей казалось, что сейчас упадет в обморок. Он был одет во все черное, у него были длинные волосы и борода, а его лицо было искалечено. Словно дикое животное терзало его.
Желчь подступила к ее голу. Кто мог совершить подобное? И что еще более важно - находился ли этот человек все еще там и не мог ли он причинить ей вред?
- Прю, - раздался обеспокоенный голос Маркуса. - Что случилось?
Он подошел к ней как раз тогда, когда Пруденс развернулась.
Прю попятилась назад, опасаясь наступить на труп бедного человека. Если бы она была в юбках, вряд ли почувствовала, как что-то резко натянулось у ее ног, но ощутила за секунду до мягкого свистящего звука.
Острая боль пронзила ее грудь, от которой у Прю перехватило дух. Лампа едва не выпала из ее пальцев. Она опустила взгляд и заметила небольшую стрелу, торчавшую из ее груди. Что это, черт возьми?
Она угодила в ловушку. Возможно именно это произошло с бедным человеком на полу. Ей уготована подобная судьба?
- Прю? - Голос Маркуса отдавался эхом в ее ушах. - Прю!
У нее резко закружилась голова и колени не выдержали/ослабли. Прежде чем лампа выпала из ее ослабевших рук и осветила лежащего на полу человека в черном, Маркус успел ее поймать. У нее все поплыло перед глазами, пот выступил на верхней губе.
Ее отравили.
- Я не хочу умирать! - Рыдания рвались из ее горла, в то время как она цеплялась за плечи Маркуса.
- Я отправляюсь за помощью, - Пруденс никогда не слышала, чтобы Маркус был так напуган. - Отдыхай, Прю. Я скоро вернусь.
Он осторожно уложил ее на кровать.
- Не двигайся, приказал друг.
Двигаться? Куда она бы делась?
Прю была настолько глупа. Почему она не осталась в своей комнате? Почему не уговорила Маркуса подождать хотя бы до рассвета? Или чтобы с ними отправился Шапель?
Она доверяла Шапелю. И понимала, что он был в состоянии ее защитить. У нее было немного времени в запасе, но теперь в результате ее самоуверенности не осталось и его.
У нее не осталось шанса даже попрощаться.
***
Так или иначе, он ощущал единение с миром.
Спускаясь с ночного неба Шапель испытывал небывалую легкость, которую не чувствовал на протяжении нескольких столетий. Это было подобно тому, что совершая этот непростительный грех и отступаясь от собственной души, он получил удовлетворенность.
Мадам поняла, кем он был, как только он улыбнулся ей. Как нестранно, вид его клыков избавил ее от страха.
Все, что ему нужно было сделать, это упомянуть Рейгна, как она и девушки уже знали, что от них требовалось. Ему не нужно было волноваться об утрате контроля потому, что мадам сама контролировала процесс, сменяя девушек одну за другой. Шапель взял от каждой понемногу – чтобы не ослабить их – и вполне восстановил собственные силы после долгого истощения. Он не давал своей крови, так что не было никакой опасности передать проклятие.
Теперь он мог не опасаться за Прю. Ему не нужно было волноваться о том, что причинит ей вред или того хуже. Северьян не стал бы кусать ее, помнив, что произошло с Мари. Он мог целовать ее и прикасаться к ней, не боясь, что потеряет контроль над собственным демоном. Не знал точно, сорвет ли ему, как мужчине крышу лишь от одного прикосновения. А он хотел прикасаться к ней. И если бы она позволила ему, он не удовлетворился бы одними прикосновениями. И не так уж и важно, что она была хорошо воспитанной леди и, вероятнее всего, девственницей. Он желал ее, а она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что она делает. Девственница, но далеко не наивная.
Шапель и не думал торопиться. Постарается доставить ей наслаждение. Ласкал бы ее, целовал, восхищался ею, пока она не стала бы мягкой и податливой в его руках. Он овладел бы ею медленно и плавно, наблюдая, как нарастает удовольствие на ее лице.
Простая мысль о том, как Прю могла бы на него смотреть, достигнув кульминационного момента, вызывала у него сильное возбуждение.
Безусловно, ему стоило принести извинения за свой внезапный побег. Ему нужно придумать разумное объяснение, которое она безоговорочно примет и чтобы он не выглядел слабым или болезненным.
Боже, Шапель так надеялся, что в этом подвале Священный Грааль, а не Темпл вместе с проклятой чашей. Он не желал такого кошмара для Прю. Не хотел видеть разочарование на ее лице, когда ее надежды не оправдаются. Его волновало не только то, что девушка расстроится, но и то, что его не будет рядом с ней в тот момент из-за солнца, которое может поджарить его подобно хрустящему картофелю. По крайней мере, если Маркус сдержит свое слово и позволит изучить ему место прежде, чем они туда отправятся, он мог бы поддержать Прю и разделить с ней ее разочарование.
Сворачивая на запад, Шапель стал приближался к земле. Неподалеку вырисовывался силуэт поместья Росекоут.
Он приземлился на балкон комнаты Прю. Двери легко открылись, и он вошел внутрь. Прю там не оказалось. Просканировал библиотеку. Ее не было и там. Где же она?
Его озарила назойливая и леденящая душу мысль. Быстро и незаметно он отправился в комнату Маркуса Грея. Она тоже оказалась пустой.
Проклятье, они оказались настолько глупыми, что отправились на раскопки.
Шапель был уже снаружи, собираясь лететь к руинам, когда услышал звук приближающий звук цокота копыт. Он устремился нему - звуку, инстинкт подсказывал ему, что это Маркус, скакавший так, словно адские собаки преследовали его.
А где же Прю?
Лошадь и всадник затормозили, поскольку перед ними возник Шапель. Он мчался, обгоняя ветер. От Маркуса исходил страх, но он боялся вовсе не Шапеля. Чего-то другого.
- Прю ранена. Она в подвале. Ей необходима помощь.
Ужас охватил Шапеля, но он подавил его.
- Найди Молинеукса. Я заберу ее.
Он не стол ждать, что ему ответит Маркус, и взлетел. Он мчался сквозь ночь, прекрасно ориентируясь в темноте. Вскоре перед ним возникли очертания руин, обломков скал и грунтовой насыпи возле входа.
Шапель втянул носом ночной воздух и ощутил знакомый запах. Там не было Темпла, хотя следы его пребывания все еще были заметны.
Прю.
Она действительно была там, но что-то отравляло ее аромат, что-то, что было способно позволить выплеснуться его гневу наружу, невзирая на всю его сдержанность. Он узнал этот запах, но все же не мог поверить в это.
Он ни минуты не колебался. Перепрыгнув через ступени, приземлился возле двери и резко распахнул ее, так что та врезалась в стену и впечаталась в нее.
Ничего не ударило в него. Дикие вампиры не набросились на него его. Не было и старого друга, чтобы поприветствовать его. Ничего не было. Совсем ничего. На полу лежал незнакомый мертвец, а на топчане в свете лампы пылала от жара Прю.
Она лежала на спине, как сломанная кукла, которую бросили. Он слышал ее прерывистое дыхание, видел бледность ее кожи.
Шапель отсюда чувствовал, что произошло, догадался, что же тут произошло, и понимал, что она умирала. Еще мгновение и он оказался возле нее, подхватив ее на руки. Она не открыла глаза, продолжая метаться в бреду. Губы и щеки были белоснежно белыми, а все тело - липким от пота0.
Он заметил рану на ее теле, но никаких признаков борьбы. Он не должен был оказаться там - не для того, чтобы ощутить аромат ее крови. Темпл не причинял ей вреда, во всяком случае, непосредственно. Мертвец возле Прю оказался менее удачлив. От него исходил запах Темпла. Темпл убил его.
Дрожь пробежала по телу Прю. Она вздохнула – тихо и неустойчиво, словно больной ребенок.
Его охватила паника. Прю не должна была умереть. Не могла. Не таким образом. Он приложил руку к ее груди. Ее сердце билось неровно, но все еще билось.
Звук разрывающейся ткани прорезал тишину. Он вытащил стрелу из груди Прю.
Уродливая фиолетовая окраска распространяла свои щупальца во все стороны от ранки. Шапель недовольно принюхался к наконечнику стрелы. Он закрыл глаза, поскольку знакомый запах вызвал у него отвращение.
О, Боже.
Он узнал его. Этот яд был редким и древним, и ему было сложно сопротивляться. И был способен на время обезвредить оборотня и вампира, а для человека он был смертелен. Шапель знал это точно потому, что это был именно тот самый яд, который чуть не убил его в ту ночь, когда они обнаружили Чашу Кровавого Грааля.
Северьян знал лишь один способ исцеления: его кровь.
Нет, должно быть что-то еще.
Тем не менее, день вступал в свои права. Он мог бы спрятаться в проходе позади гобелена, но Прю вряд ли выиграет от этого. Если Шапель еще немного замешкается, то она умрет прямо здесь, и он бессилен будет помешать этому.
Ему оставалось только молиться, чтобы того, что он намеревался сделать, было достаточно.
- Пожалуйста - прошептал мужчина, опуская голову и освобождая клыки. - Пожалуйста.
Молился, погружая зубы в тонкую плоть на груди Прю, рану, которая осталась от стрелы. Он глубоко вскрыл ее, чтобы быстрее вытянуть яд. С невероятной силой Шапель втянул в себя горьковатую, отравленную кровь в себя. Она была отвратительной на вкус, и, тем не менее, он пил, пока от яда не осталась и следа, только милая опрометчивая Прю.
Когда он оторвался от нее, она стала бледней. Разорванные им края раны выглядели ужасно, но Шапель остановил кровь, нежно проведя языком по ней. Через день даже шрама не останется. При условии, что Молинеукс сумеет ей помочь, он знал, что нужно делать. Ей нужна была кровь - он выпил с ядом слишком много. И ей нужна была медицинская помощь и некоторые травы. Молинеукс сможет спасти ее.
Качая Прю в своих руках, словно в колыбели, Шапель поднялся. Яд скоро начнет на него действовать, и он не собирался тратить драгоценное время впустую. Он не убьет его, но заставит страдать.
Северья), придерживая Прю, стащил одеяло с кровати, и накинул его себе на голову, оборачивая концы вокруг Прю, чтобы связать их.
И побежал. Шагнув в занимающееся утро, бежал так быстро, как только мог. Яд сделал его медленным и неуклюжим, но, во всяком случае, он сохранял вертикальное положение.
Солнце показалось над горизонтом, иссушая его и причиняя неимоверные муки. Шапель спотыкался, поднимался и продолжал бежать.
С каждой секундой боль становилась мучительней, пока он не ворвался в спасительную тень, покрытой росой, травы. Его тело пылало, ему было тяжело определить, горела только кожа или уже и внутри него. Он знал лишь то, что под одеялом и одеждой кожа покрывалась волдырями. Он не мог выносить этого. Лучше бы как Дреукс разлететься на солнце на миллион кристаллических осколков.
И только тот факт, что с ним находилась Прю, заставлял его обгоревшие ноги перемещаться. И только мысли о Прю давали ему сил двигаться, невзирая на смертельные муки.
Он был полон решимости сделать это.
Он никогда так и не узнает, как ему удалось оттолкнуться от земли и приземлиться на балкон Молинеукса. Словно невидимая рука подхватила его и опустила туда. Возможно, это была кровь, взятая у проституток, а возможно страх за жизнь Прю - или Бог решил помочь ему, а может сам сатана - но так или иначе он смог забраться внутрь сам и донести сюда Прю.
Маркус был уже там. Они приготовили кровать для Прю. Молинеукс перекрестился при его виде, в то время как Маркус взирал на него в откровенном ужасе. Его обожженная кожа и плоть в купе с дикими глазами напугали бы кого угодно. Маркус подхватил Прю, поскольку Шапель рухнул на ковер.
- Помоги ей, - умолял Шапель Молинеукса, подползая к плательному шкафу у дальней стены. Это было единственным место, куда он мог спрятаться от рассвета, который заливал комнату, продолжая сжигать его.
- Она была отравлена. Ядом Темпла. Ей нужна кровь, - ощущая, что силы оставляют его, Шапель забрался в шкаф, протискиваясь сквозь содержимое, сжимавшее его со всех сторон. - Спаси ее.
Молинеукс кивнул, и Шапель понял, что его старый друг не подведет.
- Кто же спасет тебя, мой друг?
Шапель не ответил.
Он кинул прощальный взгляд на Прю, такую хрупкую и бледную, лежащую на кровати священника. Маркус уже закатывал рукав, готовясь поделиться с Прю собственной кровью. На протяжении всего времени Шапель задавался вопросом, что заставило Маркуса Грея потащить Прю на раскопки. Очевидно, молодой человек просто не доверял ему.
Или хотел предоставить Прю самой решать свою судьбу, если бы там оказалась Чаша Кровавого Грааля. Глупый, глупый мальчишка. Но с ним он разберется позже.
Шапель закрыл дверцу шкафа, оказавшись в блаженной темноте. Его голова плыла и гудела. Все его тело пульсировало от боли, но рассвет больше не мог коснуться его. Единственный человек, который мог спасти его, был он сам. Он должен был сконцентрироваться на самоисцелении и привлечь силу. Если у него не получится, сочетание яда и рассвета добьет его. Он должен был держаться, превозмогая боль и невзирая на возможность летального исхода.
И он держался потому, что после столетий отчаянной жажды смерти у него, наконец, появилось ради чего жить
И Шапель хотел увидеть ее лицо хотя бы еще раз.
