В
течение двух последующих ночей Прю почти не видела Шапеля. Он
присутствовал на обеде и, хотя и разговаривал с ней, словно ничего не
произошло, в библиотеке он больше не появлялся, во всяком случае, когда
там бывала Прю. Шапель избегал ее, и она не могла не думать о том, не
проводил ли он вечера с той милой служанкой. Сердце подсказывало ей, что
вовсе не другая женщина была причиной его странного поведения, но уму
это было сложно объяснить.
С другой стороны, причиной по которой он избегал ее, могло послужить ее собственное поведение - за исключением того, что она и понятия не имела, чем заслужила его отстраненность.
Прю, предполагала пару возможных вариантов. Первый, что ему просто надоело с ней возиться, пытаясь очаровать ее. Или второй, что он все еще обижался на ее замечания по поводу той истории, которую он рассказывал пару вечеров тому назад.
Из двух вариантов первый казался ей наиболее вероятным, хотя ей так не хотелось в него верить. Возможно, ее болезнь оттолкнула его. Ей совсем не нравилась эта мысль, особенно учитывая тот факт, что она не могла разобраться так это или нет. Кровь на многих производила неприятное впечатление, а иногда и отталкивающее.
Или, думала Прю, вдевая сережки, что она тут совсем не причем. Возможно его поведение ничего не значило, ведь он вовсе не обязан проводить с ней наедине все свое свободное время.
Неутешительно, но не столь смертельно, как другие идеи. Зачем она тратит время, представляя его то распутником, то злодеем? Самое страшное, что он мог натворить - это разбить ей сердце, а в ее обстоятельствах разбитое сердце не столь уж и трагичный факт.
На самом деле, Прю была согласна даже на разбитое сердце. Она понятия не имела на что это похоже, поскольку читала об этом только в романах и стихах, но уже понимала, что горе следует по пятам за любой великой страстью или ярким романом.
Стоили ли они той боли и переживаний?
Почему на его месте не оказался Маркус, тронувший ее воображение? Почему они сумели остаться просто друзьями? Их ведь связывало общее дело, позволяя быть вместе в течение нескольких месяцев. Она хорошо знала Маркуса, и ей не составляла труда понять, о чем он думает или что чувствует.
Но не Маркус заставлял ее сердце биться быстрее, и не с ним она желала проводить долгие бессонные вечера. Пруденс мечтала о Шапеле. Ей нравилось, что он относился к ней как человеку, а не как к слабому существу, к больной. Господи, пусть его отношение не поменяется.
Думала об этом девушка поздним вечером, наряжаясь в платье не только ради небольшого праздника, раннее отложенного из-за ее болезни, но и чтобы привлечь внимание Шапеля.
Её костюм состоял из нижней юбки цвета загорелой кожи и самого платья из плиссированного шифона того же оттенка. Отделка цвета слоновой кости в виде цветов, рассыпанных по шифону, отчасти скрывала глубокое декольте. Небольшие рукава, обтягивающие ее плечи, были тоже из шифона. Ее грудь грациозно вздымалась в глубоком декольте платья, удерживаемая тонким корсетом. Поскольку горничная туго зашнуровала его, Прю молилась, чтобы сегодня не произошло приступа, хотя она не ощущала ни намека на него.
Мерцавший на свете светло-золотистый жемчуг добавлял ее коже изумительный оттенок и завершал ансамбль. Набор состоял из ожерелья на шее и сережек. Ее волосы были уложены в причудливою прическу и выглядели так, словно могут рассыпаться в любой момент, но им это ни в коей мере не угрожало.
Прю выглядела чудесно, этому способствовало отсутствие темных кругов под глазами. На щеках был румянец, а глаза блестели. Она выглядел здоровой и полной сил - радуясь этому до такой степени, что даже сама начинала верить в это.
Пусть реальность подождет до завтра. Ее переполняла благодарность за то, что она могла провести время на празднике и немного отвлечься, поскольку не представляла, чем занять весь вечер, кроме как, раздумывая, что же завра они найдут, когда откроют вход в подвал.
И это не мешало ей вознести к небесам небольшую молитву, пока она спускалась по лестнице. Прю, старалась унять дрожь, гуляющую по ее позвоночнику. Как только они обнаружат Чашу Грааля, у Шапеля не будет необходимости задерживаться далее в Тинтагле. Если, конечно, он не решит остаться ради нее.
То, к чему Пруденс не была еще готова. Может он и задержался бы ненадолго, но она понимала, что он не останется с ней навсегда, да и вероятно, сам не захочет этого. Если они не отыщут Чашу Грааля, ее шанс познать великую страсть исчезнет вместе с ним. Ускользнет возможность испытать жизнь во всей ее полноте.
От одной только мысли об этом, у нее защемило в груди, и она изо всех сил пыталась восстановить дыхание. Лучше не думать об этом.
Сегодня была ее ночь, и она собиралась насладиться этим моментом. И добиться внимания Шапеля.
Это не было обычной прихотью. Пруденс хотела ощутить себя любимой и желанной. И понимала, что он в состоянии дать ей это. Когда-то давно она была нормальной женщиной с нетривиальными надеждами на будущее, кои питают женщины ее круга. Многие из них оказались неосуществимы, от других она отказалась сама. У нее появилась возможность испытать что-то стоящее, особенное, так редко встречающееся ныне.
Все собрались в музыкальном зале на первом этаже. Сквозь распахнутые двери была видна стена гостиной нежно-персикового света. Таким образом увеличили пространство для развлечения, если у гостей возникнет желание потанцевать.
Небольшая вечеринка рассчитана была на пятьдесят-семьдесят пять человек из числа представителей местного дворянства и семей более высокого положения. Был приглашен даже местный викарий, чтобы у отца Молинеукса был достойный собеседник. Хотя насколько Прю знала, мистер Физерс был слишком набожным и достаточно поверхностным, чтобы подружиться с французским священником.
Однако не Молинеукс был главной ее заботой. Она вошла в комнату и улыбнулась гостям, которые отвечали ей взаимностью или иcкали ее внимания. Пруденс остановилась, чтобы поздороваться с сестрами и их мужьями, задержалась возле отца, нежно пожимая ему руку. Прю совершала эти действия на автомате. Тем временем ее внимательный взгляд исследовал комнату в поисках знакомой светлой головы.
Ее сердце подскочило от радости, когда она наконец-то нашла его. В то самый момент, когда он выходил через французские двери из комнаты в сад. Прекрасно. Некоторое время Прю могла пообщаться с ним без свидетелей.
Казалось, что она пробиралась сквозь толпу целую вечность. Все хотели непременно поболтать с ней. Это было ее упущение. Раскопки занимали все ее свободное время, и в последнее время девушка редко появлялась на людях, уклоняясь от прежних привычек и обязанностей. Ей следовало это исправить.
Наконец она добралась до выхода. Никто вроде бы не заметил, как Прю выскользнула в сад вслед за Шапелем. Повернув ручку двери, вышла в прохладную ночь.
Какое-то время она еще стояла в пятне света, падавшего на прохладный камень, давая глазам приспособиться к полумраку горевших в саду фонарей.
Пятно белоснежного шейного платка и огонек сигареты привлек ее внимание, и она двинулась в этом направлении, оставив позади себя уют гостеприимного дома, предпочтя его темноте сада. Это было похоже на переход из одного мира в совсем иной, незнакомый и экзотичный. Хотя это просто фантазии, но предчувствие чего-то необычного трепетало в ее животе.
Юбки шуршали о траву, сопровождая ее движения. Трава цеплялась за них, усложняя ей продвижение к Шапелю, а сердце замирало с каждым шагом. Никогда прежде ее так не тревожила предстоящая встреча с другим человеком. Никогда прежде так не боялась быть отвергнутой.
- Прю? - Его голос был упрекающим. - Что ты здесь делаешь?
- И тебе приятного вечера, - вышло несколько резче, чем ожидалось, но неужели этот идиот не догадался, что она искала его?
Прю разглядывала его лицо в свете сигареты и видела, как он затянулся. Когда он выдохнул, то выглядел несколько смущенным.
- Прости меня. Добрый вечер, Прю, что привело тебя сюда?
Как будто он не знал.
- Желание видеть тебя, честно призналась она. – В последнее время ты избегал встречи со мной. Я решила узнать почему.
Что ж, она спросила то, что хотела.
Он выглядел возмущенным. С примесью высокомерия, которое отчетливо читалось на его лице.
- Я вовсе не избегал тебя.
Шапель протянул ей сигарету, этот жест удивил и порадовал ее. Это было еще одной возможностью разделить что-то с близким человеком, возможностью, которая редко выпадает женщине ее круга. Она взяла ее и покатала между пальцами.
- Пожалуйста, - все, что она могла сделать, это не закатить глаза, поднося сигарету ко рту, чтобы осуществить пробную затяжку. Закашлялась и вернула ему сигарету: - Не оскорбляй мои умственные способности, отрицая это. Единственное, что я хочу знать, почему. Потому что я... больна? - У нее все сжалось внутри даже при одной мысли об этом.
Даже горький смех не мог испортить его прекрасного лица.
- Конечно, нет. Ты обо мне такого низкого мнения?
- Мне это тоже не нравится, но я не вижу никакой другой причины, по которой ты так старательно меня избегаешь.
Такой нескромной Прю была в подростковом возрасте. Где-то в прошлом году ложная скромность стала ее слишком раздражать, и с тех пор ее неприятие только возрастало.
- \Не видишь? - Он сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в фонтан.
«Ну, хорошо, хоть не в кустарник», подумала она.
- Ни одной?
Было что-то угрожающе резкое в его тоне, словно он собирался уличить ее либо во лжи, либо в чрезмерной наивности. И то и другое ее явно не устраивало.
- Нет, - Прю скрестила руки на груди. - Если конечно твой поцелуй не был своего рода развлечением, и ты решил найти кого-то более подходящего, чтобы оценили по достоинству твое мастерство/умение.
О, это было слишком жестоко с ее стороны, и именно это отразилось на его лице.
- Этот поцелуй был одной из самых серьезных ошибок в моей жизни.
Ответ был еще более жестоким, чем она вообще могла предположить: удар ниже пояса.
- Понятно.
Ошеломленная и отвергнутая, Пруденс рванулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку.
- Ничего тебе не понятно, маленькая ты глупышка.
Шапель потянул ее к себе, пока она не ощутила жар его тела, и табачный запах его теплого дыхания. Прю и не собиралась сопротивляться, не теперь, когда так стремилась оказаться в его объятьях.
Он выпустил ее руку только тогда, когда прижал к себе насколько тесно, что сквозь слой многочисленных юбок она ощущала его ноги. Его пальцы побежали по девчачьей спине, заключая ее в более нежные объятья.
Черты его лица смягчились, но глаза оставались столь же яркими и опасными.
- Как ты думаешь, почему я считаю поцелуй ошибкой, Прю?
Почти вся ее решительность ушла на то, чтобы поднять подбородок вверх. И унять дрожь.
- Потому что тебе не понравилось?
- Нет.
Прю вздрогнула, поскольку его теплое дыхание коснулось ее щеки.
- Потому, что мне слишком понравилось. Так что я с тех самых пор не могу думать ни о чем другом больше.
Бабочки затрепетали крылышками у нее в груди. Восторг лишил ее последних остатков скромности.
- Не хотел бы ты повторить его снова?
Тихий стон был ей ответом, прежде чем его голова склонилась, и губы требовательно опустились на ее. Прю задохнулась от восторга, открываясь навстречу его настойчивому языку. Его сладкий, немного наполненный дымом привкус обволакивал ее, его мягкие и в то же время крепкие губы исследовали ее глубины, ее колени дрожали.
Его пальцы были крепкими и такими нежными, от его рук исходила удивительная сила; одна из них придерживала ее спину, другая скользила по мягкой округлости ее бедра. Он обнимал ее таким образом, что их бедра соприкасались, слегка покачиваясь в такт, и даже через многочисленные слои одежды она ощущала твердость его тела. Его рука скользила вдоль ее спины, лаская хрупкие плечи и изящную шею. Его теплые и нежные пальцы плавно скользили по ее обнаженной коже, едва касаясь ключицы. Подобно приятному шепоту легкого бриза, они двигались вдоль ее горла то поднимаясь вверх, то снова возвращаясь, придерживая ее голову, словно Шапель боялся, что она исчезнет прежде, чем он успеет насытиться их поцелуем.
Страсть его поцелуя сменилась трепетной нежностью. Он целовал ее так, как если бы у них имелась в запасе целая вечность, в то время как точно знал, что у них ее не было. Прю пыталась возмутиться против сдержанности его объятий. Хотела снова ощутить его мускулистое тесно прижатое к ней тело. Хотела, чтобы его пальцы впились в ее спину. Но не хотела сдержанности. Она жаждала страсти.
Вся ее жизнь состояла из своего рода сдержанности. Прю не могла позволить себе потратить то, что у нее осталось, ведя себя подобающим образом. Ей хотелось, чтобы он воспринимал ее как женщину, которую он желал так, что был готов поглотить ее без остатка, и она не была против быть поглощенной. В отчаянье, девушка обхватила его за плечи, ощущая, как играют мускулы под его одеждой. Она пыталась потянуть его к себе ближе, но Шапель не сдвинулся с места. Ее пальцы практически сжались в кулаки, когда она, поднявшись на цыпочки, желала подчинить его собственному желанию, но он оказался более сильным.
Изменив тактику Прю перестала тянуть, а вместо этого прильнула к нему. Она прижалась к нему плотнее, поражаясь восхитительной гибкости собственного тела, по сравнению с его мускулистой твердостью. Ее поступок застал его врасплох, и он Шапель разорвал контакт между их губами.
- Пожалуйста, - прошептала она, вглядываясь в бездонные глубины его глаз. - Не стоит относиться ко мне как к чему-то хрупкому. Воспринимай меня, как женщину, которую ты жаждешь больше всего в этом мире. Пожалуйста, позволь мне почувствовать это хотя бы однажды.
Они смотрели друг другу в глаза, и со следующим ударом сердца мужчина снова склонился к ней. Он колебался.
- Пожалуйста, Шапель, - женские ручки обхватили его лицо, такое красивое и такое печальное. - Я хочу, чтобы ты был тем, кто позволит почувствовать мне, что такое быть любимой.
Он с силой привлек ее к себе. Контроль Шапеля был сломлен.
Теперь Шапель не просто целовал Прю, он был ненасытным. Его губы впились в ее, его язык требовательно погрузился в сладостные глубины ее рта. Он держал ее так крепко, словно она собиралась убежать, мужские руки притягивали ее, блуждая по спине, восхитительным изгибам ее фигуры, прижимая плотней ее к своему тазу. Чувствовала она его возбуждение? Представляла, как неистово он желал обладать ею?
Ощущала ли его острые клыки своим нежным горячим языком? Все, что потребовалось бы, это немного давления, и он ощутил бы этот неповторимый богатый вкус. Она была роскошной, неподражаемой и очень милой, подобно шоколаду, вместо опостылевшего ему сахара. Позволила бы ему вонзить клыки в ее восхитительное тело, когда в порыве страсти он овладел бы ею, или она оттолкнула бы его?
Что может быть хуже, чем пережить отказ от девушки, объявившей Мари недостойной его любви, как только она столкнется с действительностью, с тем, кем он являлся на самом деле? Одно дело высказываться о любви и преданности, когда воспринимаешь что-либо как отвлеченный рассказ, но что если она вынесла из него определенный урок, такое ведь тоже возможно?
Господи, помоги ему.
Шапель пытался отгородиться от нее, сопротивляясь искушению, но у него просто не хватило бы духу. Он сумел отказаться от человеческой крови, и не питался ею достаточно долго, так долго, что потерял этому счет, но не мог выдержать и двух дней без трогательного очарования Прю.
Она отвечала на его страсть пылкостью, в ином случае походившей на отчаяние, но только не у Прю. Это было страстным желанием, искренним и незатейливым. Она желала его, как женщина может желать мужчину, и это являлось уничтожающим его проклятьем.
Прю не знала, что он монстр. Ей не ведомо о все тех ужасных вещах, что совершил он, и в тоже время создавалось впечатление, что она знает его лучше, чем кто бы то ни было, даже лучше Молинеукса.
Эта девушка была готова рискнуть собственной репутацией, целуясь с ним в саду, где их мог увидеть любой. Она жаждала его любви и просила об этом его, а не демона, живущего в нем, и не человека, которым он был когда-то давно.
Ее руки блуждали по его спине и плечам, поднимаясь к волосам, где они окончательно потерялись, запутавшись в их густоте. Пруденс действительно верила, что он собирался ее оставить? Даже если бы у него и было такое намерение, у него просто недостаточно для этого сил. Еще недостаточно. Шапель не сумел еще в полной мере насладиться ею. И сомневался, что когда-нибудь сумеет.
Эта девушка таила в себе опасность –больше, чем любой религиозный фанатик, охотник или демон. Каким-то образом ей удалось отыскать в нем ту крошечную нить, что хранила в себе то, что в нем осталось человеческого, ту его часть, что жаждала человеческого контакта. Она отыскала и напитала это, принося ему такое удовлетворение, которое он не испытывал даже от человеческой крови.
Шапель не утверждал, что вовсе не испытывал желание укусить ее.
Испытывал, но его страсть к ней была куда сильнее, чем жажда крови.
Ему хотелось, чтобы она любила его. Господи, ему хотелось, чтобы она узнала, кем он являлся на самом деле, и смотрела на него без страха или отвращения в глазах.
Прю была такой трепетной в его руках, настолько податливой и изящной, ее спина дугой изгибалась под его ладонью. Ее кожа пылала, распространяя дивный аромат, окутавший его со всех сторон. Словно выдержанное вино, он нес в себе богатый букет с едва уловимым оттенком специй. Шапель мечтал ощутить на своем языке ее удивительный вкус.
Ее упругая грудь прижалась к его. Он стал медленно убирать одну руку со спины, проводя между ними по ее животу, нежно поглаживая, и поднимая выше к ее груди. В его ладони она казалась такой нежной и мягкой на ощупь. Он аккуратно сжал ее. Прю томно вздохнула, прижимаясь бедрами к его паху. Ответное желание пульсировало в его мужском естестве. Пусть будет проклята плотность ее корсета. Не было абсолютно никакой возможности запустить под него руку, не повредив его.
Шапель мог его снять. Или разорвать, но он не хотел, чтобы она переживала по этому поводу. Или он мог опустить ее на скамью, и...
Во рту появился явный привкус крови. Слабый, едва заметный, что можно было бы усомниться в его реальности. Шапель возможно даже не заметил бы его, если кровь была его собственной. Кровь принадлежала Прю.
Господи, она поцарапала язык об один из его клыков. Господи Иисусе, он отчаянно надеялся, что она не заметила этого.
Тем не менее, это не укрылось от него. И демона внутри него тоже. О, Боже, не взирая на то, что вкус был едва различим, он являлся настолько изумительным, как и в его фантазиях.
Мускулы начали непроизвольно сокращаться, клыки незамедлительно двинулись наружу. Еще чуть-чуть и она заметит их. Одно неосторожное движение ее языка и это будет уже нечто большее, чем просто царапина.
Спазмы сжали его желудок, выворачивая внутренности, нечто поднималось внутри него. Он напряг мышцы, отчаянно сопротивляясь происходящему. Шапель был достаточно быстр, чтобы она сразу не заметила. Он мог погрузить клыки в ее мягкую грудь или в гладкую изящную шею, и упиваться ее сущностью, прежде чем Прю успеет догадаться, что же на самом деле произошло.
Тем не менее, он не мог так поступить. Собрав остатки собственных сил, Шапель отодвинул Прю. Она пошатнулась, но не упала, а он не попытался даже поддержать ее. Это небезопасно. Его дыхание было прерывистым, и ночь шумела у него в ушах.
- Шапель? - Ее тихий голос был наполнен страстью и желанием.
Как же ему хотелось дать ей то, к чему они оба так отчаянно стремились, но у него была и другая потребность, от которой он был готов даже бежать, если понадобиться. Шапель предпочел задеть ее самолюбие, чем причинить ей физическую боль.
- Я должен уйти, - с придыханием произнес он, и голос его дрожал.
Да, ему необходимо было уйти. И немедленно, потому что его контроль очень ослаб. Он мог услышать трепетное биение ее сердца, ощутить аромат ее желания, чувствовать жар ее тела. Ее слабый привкус все еще горел на его языке, жажда лишала его разума.
- Что случилось? - Она дотронулась до него, но он отстранился, спазмы желудка были настолько сильными, что он чуть было, не сложился пополам.
Так просто было заполучить ее. Откинуть ее на руку или опустить на мягкую траву. Он мог укусить ее там, где никто не заметит - на внутренней стороне ее бедра, так высоко, куда бы мог забраться, чтобы утолить жажду. Или укусить ее прямо во влажный источник ее желания, к тому же она имела бы возможность испытать экстаз, как только он утолит свою жажду.
Но он не насытился бы ею. Шапель давно не пил человеческой крови. Если он утратит контроль, то просто убьет ее, как когда-то Дреукс убил ту бедную девушку за ночь до того, как убил себя.
О, Господи.
- Я сожалею, - прозвучало банально, но он не хотел, чтобы она винила себя в том, что сделала что-то не так. - Я не... Мне очень жаль.
Резко развернувшись, он убежал. В абсолютной темноте промчался мимо дома. Его глаза прекрасно различали каждое препятствие, выемку или колею. Когда понял, что никто из людей его не увидит в темноте, поднялся в небо и полетел к ближайшему большому городу.
Сердцем понимал, что то, что он собирается сделать, было неправильным, но ему это было необходимо. Шапель не мог подвергать далее опасности людей, ежесекундно сражаясь с собственной жаждой, не будучи уверенным, что в состоянии справится с ней.
Настало время узнать, насколько теория Молинеукса была верна. Время пожертвовать всем, во что он верил и за что цеплялся из последних сил потому, что не желает ставить под угрозу безопасность Прю ради собственных убеждений.
Мужчина, понимал, что если когда-нибудь настанет время, когда Прю согласиться принять его таким, какой он есть, ему нужно быть уверенным в собственных силах, чего сейчас не наблюдалось. И он скорее сгорел бы на рассвете, чем навредил бы ей. Только ни ей.
Было достаточно рано, что ему стоило волноваться, успеет или нет исследовать подземелья прежде, чем туда спуститься Маркус. Даже если и не успеет, у Молинеукса имеется предписания на это, как они и договаривались. Молинеукс не пустит Маркуса в подземелье без него. Старый священник вполне мог бы справиться, но Молинеукс был не так-то прост.
После некоторых колебаний молодой человек предложил ему перенес это на следующую ночь, однако Шапель, не доверяя ему, решил отправиться туда раньше. Надеясь, что Маркус не настолько глуп, чтобы отправиться туда в кромешной мгле. Шапель боялся, что он отправится туда на рассвете, время наиболее опасное для вампиров.
Тем не менее это не так. Предрассветные часы были самыми опасными для людей. Темпл будет слаб, но его инстинкт выживания будет настолько силен. Отчаянье способно сделать вампира жестоким и непредсказуемым.
Еще одна причина, по которой Шапель попросил приглядеть Молинеукса за Греем. Шапель абсолютно бесполезен, как только солнце встанет, но Молинеукс мог проследить, чтобы Маркус не отправился в подземелье. Сейчас он не беспокоился о Маркусе Грее, потому что не считал его настолько глупым, чтобы он решиться встретить ярость Темпла в кромешной ночи. Шапель сосредоточен исключительно на утолении собственной жажды. Он совершил все предосторожности, какие мог. Конечно, Шапель по любому мог оправдать себя, но все сводилось к одному: дню, когда Дреукс совершил самоубийство, и он собирался нарушить клятву. После стольких лет он был готов признать темную сторону собственной сути.
Истинной сути.
Северьян нашел то, что искал, не прикладывая явных усилий. Дом располагался в той же части города, что и много лет тому назад, переходя от поколения к поколению, и от семьи к семье, иногда его проигрывали или продавали. Но его обитатели оставались неизменными. Он никогда не заходил внутрь, но знал, что мужчины заезжали сюда в поисках удовлетворения.
Когда Шапель оказался в борделе, хозяйка окинула его взглядом, и, когда беглый осмотр закончился, ее глаза засияли.
- Добрый вечер, сэр. Какого рода удовольствие предпочитаете?
- Мне нужны девушки.
В его голосе все еще ощущалось напряжение, но уже не так сильно. Мадам улыбнулась.
- Как пожелаете. Идите за мной.
Он проследовал за ней по узкому холлу вниз в комнату, где дюжина проституток скучала в легком дамском белье, походившие на дорогие леденцы в коробке.
Женщина все еще улыбалась, очевидно, безумно гордясь своей коллекцией, и собственно было чем. Она состояла исключительно из пышущих здоровьем женщин, полных любви к жизни, которых не найдешь ни в одном другом публичном доме.
- Вот, леди, пока еще свободные на эту ночь. Выбирайте, какая вам больше нравится.
Он окинул ее ленивым взглядом.
- Я забираю всех.
Ее глаза распахнулись от удивления.
- Всех? - Затем она улыбнулась еще обольстительнее.- Как пожелаете, сэр, пока вы в состоянии за это платить.
Шапель потянул мешочек, припрятанный внутри его жакета. За долгие годы он приучил себя всегда носить с собою деньги, потому, как никогда не знаешь, у какой ситуации можешь оказаться. Он вручил мадам купюры.
- Этого достаточно?
Ее темные глаза засияли, когда она пересчитала их.
- Да, сэр. Все двенадцать девушек ваши. Леди, этот джентльмен желает провести какое-то время со всеми вами.
Девушки затеяли соответствующие разговоры, в то время как мадам развернулась, чтобы уйти. Шапель, поймав ее за руку, остановил ее. Ее удивленный вопросительный взгляд был обращен на него
- Сэр?
Медленная улыбка расплылась на губах Шапеля. Его десны зудели, когда расслабившиеся мышцы выпускали на свободу его клыки. Рот заполнился слюной, поскольку инстинкт входил в свои права.
- Я не согласен на двенадцать
Она покраснела, и он готов был поспорить, что она не часто сталкивалась с подобным.
- Но сэр, я полагала, что вы желаете их всех.
Шапель встретил ее обольстительный внимательный взгляд, она улыбалась подобно кошке, следящей за особо аппетитной мышью. Он наклонился ближе к женщине, вдыхая ее теплый аромат. И намеренно выдохнул возле ее уха:
- Я желаю.
Она вздрогнула. Он был настолько близок, что мог видеть мурашки, побежавшие по ее коже, ощутить запах страха и возбуждения, взметнувшихся по ее венам. Он ничего не сделал, чтобы убедить ее, но она откинула шею, как бы приглашая его. Они всегда так поступали, словно было что-то особо заманчивое в его объятьях. Возможно, ему стоило отказаться, но она была так близка и желала его, а он был настолько голоден...
- Я уверен, мадам, что вы дополните число до тринадцати.
С другой стороны, причиной по которой он избегал ее, могло послужить ее собственное поведение - за исключением того, что она и понятия не имела, чем заслужила его отстраненность.
Прю, предполагала пару возможных вариантов. Первый, что ему просто надоело с ней возиться, пытаясь очаровать ее. Или второй, что он все еще обижался на ее замечания по поводу той истории, которую он рассказывал пару вечеров тому назад.
Из двух вариантов первый казался ей наиболее вероятным, хотя ей так не хотелось в него верить. Возможно, ее болезнь оттолкнула его. Ей совсем не нравилась эта мысль, особенно учитывая тот факт, что она не могла разобраться так это или нет. Кровь на многих производила неприятное впечатление, а иногда и отталкивающее.
Или, думала Прю, вдевая сережки, что она тут совсем не причем. Возможно его поведение ничего не значило, ведь он вовсе не обязан проводить с ней наедине все свое свободное время.
Неутешительно, но не столь смертельно, как другие идеи. Зачем она тратит время, представляя его то распутником, то злодеем? Самое страшное, что он мог натворить - это разбить ей сердце, а в ее обстоятельствах разбитое сердце не столь уж и трагичный факт.
На самом деле, Прю была согласна даже на разбитое сердце. Она понятия не имела на что это похоже, поскольку читала об этом только в романах и стихах, но уже понимала, что горе следует по пятам за любой великой страстью или ярким романом.
Стоили ли они той боли и переживаний?
Почему на его месте не оказался Маркус, тронувший ее воображение? Почему они сумели остаться просто друзьями? Их ведь связывало общее дело, позволяя быть вместе в течение нескольких месяцев. Она хорошо знала Маркуса, и ей не составляла труда понять, о чем он думает или что чувствует.
Но не Маркус заставлял ее сердце биться быстрее, и не с ним она желала проводить долгие бессонные вечера. Пруденс мечтала о Шапеле. Ей нравилось, что он относился к ней как человеку, а не как к слабому существу, к больной. Господи, пусть его отношение не поменяется.
Думала об этом девушка поздним вечером, наряжаясь в платье не только ради небольшого праздника, раннее отложенного из-за ее болезни, но и чтобы привлечь внимание Шапеля.
Её костюм состоял из нижней юбки цвета загорелой кожи и самого платья из плиссированного шифона того же оттенка. Отделка цвета слоновой кости в виде цветов, рассыпанных по шифону, отчасти скрывала глубокое декольте. Небольшие рукава, обтягивающие ее плечи, были тоже из шифона. Ее грудь грациозно вздымалась в глубоком декольте платья, удерживаемая тонким корсетом. Поскольку горничная туго зашнуровала его, Прю молилась, чтобы сегодня не произошло приступа, хотя она не ощущала ни намека на него.
Мерцавший на свете светло-золотистый жемчуг добавлял ее коже изумительный оттенок и завершал ансамбль. Набор состоял из ожерелья на шее и сережек. Ее волосы были уложены в причудливою прическу и выглядели так, словно могут рассыпаться в любой момент, но им это ни в коей мере не угрожало.
Прю выглядела чудесно, этому способствовало отсутствие темных кругов под глазами. На щеках был румянец, а глаза блестели. Она выглядел здоровой и полной сил - радуясь этому до такой степени, что даже сама начинала верить в это.
Пусть реальность подождет до завтра. Ее переполняла благодарность за то, что она могла провести время на празднике и немного отвлечься, поскольку не представляла, чем занять весь вечер, кроме как, раздумывая, что же завра они найдут, когда откроют вход в подвал.
И это не мешало ей вознести к небесам небольшую молитву, пока она спускалась по лестнице. Прю, старалась унять дрожь, гуляющую по ее позвоночнику. Как только они обнаружат Чашу Грааля, у Шапеля не будет необходимости задерживаться далее в Тинтагле. Если, конечно, он не решит остаться ради нее.
То, к чему Пруденс не была еще готова. Может он и задержался бы ненадолго, но она понимала, что он не останется с ней навсегда, да и вероятно, сам не захочет этого. Если они не отыщут Чашу Грааля, ее шанс познать великую страсть исчезнет вместе с ним. Ускользнет возможность испытать жизнь во всей ее полноте.
От одной только мысли об этом, у нее защемило в груди, и она изо всех сил пыталась восстановить дыхание. Лучше не думать об этом.
Сегодня была ее ночь, и она собиралась насладиться этим моментом. И добиться внимания Шапеля.
Это не было обычной прихотью. Пруденс хотела ощутить себя любимой и желанной. И понимала, что он в состоянии дать ей это. Когда-то давно она была нормальной женщиной с нетривиальными надеждами на будущее, кои питают женщины ее круга. Многие из них оказались неосуществимы, от других она отказалась сама. У нее появилась возможность испытать что-то стоящее, особенное, так редко встречающееся ныне.
Все собрались в музыкальном зале на первом этаже. Сквозь распахнутые двери была видна стена гостиной нежно-персикового света. Таким образом увеличили пространство для развлечения, если у гостей возникнет желание потанцевать.
Небольшая вечеринка рассчитана была на пятьдесят-семьдесят пять человек из числа представителей местного дворянства и семей более высокого положения. Был приглашен даже местный викарий, чтобы у отца Молинеукса был достойный собеседник. Хотя насколько Прю знала, мистер Физерс был слишком набожным и достаточно поверхностным, чтобы подружиться с французским священником.
Однако не Молинеукс был главной ее заботой. Она вошла в комнату и улыбнулась гостям, которые отвечали ей взаимностью или иcкали ее внимания. Пруденс остановилась, чтобы поздороваться с сестрами и их мужьями, задержалась возле отца, нежно пожимая ему руку. Прю совершала эти действия на автомате. Тем временем ее внимательный взгляд исследовал комнату в поисках знакомой светлой головы.
Ее сердце подскочило от радости, когда она наконец-то нашла его. В то самый момент, когда он выходил через французские двери из комнаты в сад. Прекрасно. Некоторое время Прю могла пообщаться с ним без свидетелей.
Казалось, что она пробиралась сквозь толпу целую вечность. Все хотели непременно поболтать с ней. Это было ее упущение. Раскопки занимали все ее свободное время, и в последнее время девушка редко появлялась на людях, уклоняясь от прежних привычек и обязанностей. Ей следовало это исправить.
Наконец она добралась до выхода. Никто вроде бы не заметил, как Прю выскользнула в сад вслед за Шапелем. Повернув ручку двери, вышла в прохладную ночь.
Какое-то время она еще стояла в пятне света, падавшего на прохладный камень, давая глазам приспособиться к полумраку горевших в саду фонарей.
Пятно белоснежного шейного платка и огонек сигареты привлек ее внимание, и она двинулась в этом направлении, оставив позади себя уют гостеприимного дома, предпочтя его темноте сада. Это было похоже на переход из одного мира в совсем иной, незнакомый и экзотичный. Хотя это просто фантазии, но предчувствие чего-то необычного трепетало в ее животе.
Юбки шуршали о траву, сопровождая ее движения. Трава цеплялась за них, усложняя ей продвижение к Шапелю, а сердце замирало с каждым шагом. Никогда прежде ее так не тревожила предстоящая встреча с другим человеком. Никогда прежде так не боялась быть отвергнутой.
- Прю? - Его голос был упрекающим. - Что ты здесь делаешь?
- И тебе приятного вечера, - вышло несколько резче, чем ожидалось, но неужели этот идиот не догадался, что она искала его?
Прю разглядывала его лицо в свете сигареты и видела, как он затянулся. Когда он выдохнул, то выглядел несколько смущенным.
- Прости меня. Добрый вечер, Прю, что привело тебя сюда?
Как будто он не знал.
- Желание видеть тебя, честно призналась она. – В последнее время ты избегал встречи со мной. Я решила узнать почему.
Что ж, она спросила то, что хотела.
Он выглядел возмущенным. С примесью высокомерия, которое отчетливо читалось на его лице.
- Я вовсе не избегал тебя.
Шапель протянул ей сигарету, этот жест удивил и порадовал ее. Это было еще одной возможностью разделить что-то с близким человеком, возможностью, которая редко выпадает женщине ее круга. Она взяла ее и покатала между пальцами.
- Пожалуйста, - все, что она могла сделать, это не закатить глаза, поднося сигарету ко рту, чтобы осуществить пробную затяжку. Закашлялась и вернула ему сигарету: - Не оскорбляй мои умственные способности, отрицая это. Единственное, что я хочу знать, почему. Потому что я... больна? - У нее все сжалось внутри даже при одной мысли об этом.
Даже горький смех не мог испортить его прекрасного лица.
- Конечно, нет. Ты обо мне такого низкого мнения?
- Мне это тоже не нравится, но я не вижу никакой другой причины, по которой ты так старательно меня избегаешь.
Такой нескромной Прю была в подростковом возрасте. Где-то в прошлом году ложная скромность стала ее слишком раздражать, и с тех пор ее неприятие только возрастало.
- \Не видишь? - Он сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в фонтан.
«Ну, хорошо, хоть не в кустарник», подумала она.
- Ни одной?
Было что-то угрожающе резкое в его тоне, словно он собирался уличить ее либо во лжи, либо в чрезмерной наивности. И то и другое ее явно не устраивало.
- Нет, - Прю скрестила руки на груди. - Если конечно твой поцелуй не был своего рода развлечением, и ты решил найти кого-то более подходящего, чтобы оценили по достоинству твое мастерство/умение.
О, это было слишком жестоко с ее стороны, и именно это отразилось на его лице.
- Этот поцелуй был одной из самых серьезных ошибок в моей жизни.
Ответ был еще более жестоким, чем она вообще могла предположить: удар ниже пояса.
- Понятно.
Ошеломленная и отвергнутая, Пруденс рванулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку.
- Ничего тебе не понятно, маленькая ты глупышка.
Шапель потянул ее к себе, пока она не ощутила жар его тела, и табачный запах его теплого дыхания. Прю и не собиралась сопротивляться, не теперь, когда так стремилась оказаться в его объятьях.
Он выпустил ее руку только тогда, когда прижал к себе насколько тесно, что сквозь слой многочисленных юбок она ощущала его ноги. Его пальцы побежали по девчачьей спине, заключая ее в более нежные объятья.
Черты его лица смягчились, но глаза оставались столь же яркими и опасными.
- Как ты думаешь, почему я считаю поцелуй ошибкой, Прю?
Почти вся ее решительность ушла на то, чтобы поднять подбородок вверх. И унять дрожь.
- Потому что тебе не понравилось?
- Нет.
Прю вздрогнула, поскольку его теплое дыхание коснулось ее щеки.
- Потому, что мне слишком понравилось. Так что я с тех самых пор не могу думать ни о чем другом больше.
Бабочки затрепетали крылышками у нее в груди. Восторг лишил ее последних остатков скромности.
- Не хотел бы ты повторить его снова?
Тихий стон был ей ответом, прежде чем его голова склонилась, и губы требовательно опустились на ее. Прю задохнулась от восторга, открываясь навстречу его настойчивому языку. Его сладкий, немного наполненный дымом привкус обволакивал ее, его мягкие и в то же время крепкие губы исследовали ее глубины, ее колени дрожали.
Его пальцы были крепкими и такими нежными, от его рук исходила удивительная сила; одна из них придерживала ее спину, другая скользила по мягкой округлости ее бедра. Он обнимал ее таким образом, что их бедра соприкасались, слегка покачиваясь в такт, и даже через многочисленные слои одежды она ощущала твердость его тела. Его рука скользила вдоль ее спины, лаская хрупкие плечи и изящную шею. Его теплые и нежные пальцы плавно скользили по ее обнаженной коже, едва касаясь ключицы. Подобно приятному шепоту легкого бриза, они двигались вдоль ее горла то поднимаясь вверх, то снова возвращаясь, придерживая ее голову, словно Шапель боялся, что она исчезнет прежде, чем он успеет насытиться их поцелуем.
Страсть его поцелуя сменилась трепетной нежностью. Он целовал ее так, как если бы у них имелась в запасе целая вечность, в то время как точно знал, что у них ее не было. Прю пыталась возмутиться против сдержанности его объятий. Хотела снова ощутить его мускулистое тесно прижатое к ней тело. Хотела, чтобы его пальцы впились в ее спину. Но не хотела сдержанности. Она жаждала страсти.
Вся ее жизнь состояла из своего рода сдержанности. Прю не могла позволить себе потратить то, что у нее осталось, ведя себя подобающим образом. Ей хотелось, чтобы он воспринимал ее как женщину, которую он желал так, что был готов поглотить ее без остатка, и она не была против быть поглощенной. В отчаянье, девушка обхватила его за плечи, ощущая, как играют мускулы под его одеждой. Она пыталась потянуть его к себе ближе, но Шапель не сдвинулся с места. Ее пальцы практически сжались в кулаки, когда она, поднявшись на цыпочки, желала подчинить его собственному желанию, но он оказался более сильным.
Изменив тактику Прю перестала тянуть, а вместо этого прильнула к нему. Она прижалась к нему плотнее, поражаясь восхитительной гибкости собственного тела, по сравнению с его мускулистой твердостью. Ее поступок застал его врасплох, и он Шапель разорвал контакт между их губами.
- Пожалуйста, - прошептала она, вглядываясь в бездонные глубины его глаз. - Не стоит относиться ко мне как к чему-то хрупкому. Воспринимай меня, как женщину, которую ты жаждешь больше всего в этом мире. Пожалуйста, позволь мне почувствовать это хотя бы однажды.
Они смотрели друг другу в глаза, и со следующим ударом сердца мужчина снова склонился к ней. Он колебался.
- Пожалуйста, Шапель, - женские ручки обхватили его лицо, такое красивое и такое печальное. - Я хочу, чтобы ты был тем, кто позволит почувствовать мне, что такое быть любимой.
Он с силой привлек ее к себе. Контроль Шапеля был сломлен.
Теперь Шапель не просто целовал Прю, он был ненасытным. Его губы впились в ее, его язык требовательно погрузился в сладостные глубины ее рта. Он держал ее так крепко, словно она собиралась убежать, мужские руки притягивали ее, блуждая по спине, восхитительным изгибам ее фигуры, прижимая плотней ее к своему тазу. Чувствовала она его возбуждение? Представляла, как неистово он желал обладать ею?
Ощущала ли его острые клыки своим нежным горячим языком? Все, что потребовалось бы, это немного давления, и он ощутил бы этот неповторимый богатый вкус. Она была роскошной, неподражаемой и очень милой, подобно шоколаду, вместо опостылевшего ему сахара. Позволила бы ему вонзить клыки в ее восхитительное тело, когда в порыве страсти он овладел бы ею, или она оттолкнула бы его?
Что может быть хуже, чем пережить отказ от девушки, объявившей Мари недостойной его любви, как только она столкнется с действительностью, с тем, кем он являлся на самом деле? Одно дело высказываться о любви и преданности, когда воспринимаешь что-либо как отвлеченный рассказ, но что если она вынесла из него определенный урок, такое ведь тоже возможно?
Господи, помоги ему.
Шапель пытался отгородиться от нее, сопротивляясь искушению, но у него просто не хватило бы духу. Он сумел отказаться от человеческой крови, и не питался ею достаточно долго, так долго, что потерял этому счет, но не мог выдержать и двух дней без трогательного очарования Прю.
Она отвечала на его страсть пылкостью, в ином случае походившей на отчаяние, но только не у Прю. Это было страстным желанием, искренним и незатейливым. Она желала его, как женщина может желать мужчину, и это являлось уничтожающим его проклятьем.
Прю не знала, что он монстр. Ей не ведомо о все тех ужасных вещах, что совершил он, и в тоже время создавалось впечатление, что она знает его лучше, чем кто бы то ни было, даже лучше Молинеукса.
Эта девушка была готова рискнуть собственной репутацией, целуясь с ним в саду, где их мог увидеть любой. Она жаждала его любви и просила об этом его, а не демона, живущего в нем, и не человека, которым он был когда-то давно.
Ее руки блуждали по его спине и плечам, поднимаясь к волосам, где они окончательно потерялись, запутавшись в их густоте. Пруденс действительно верила, что он собирался ее оставить? Даже если бы у него и было такое намерение, у него просто недостаточно для этого сил. Еще недостаточно. Шапель не сумел еще в полной мере насладиться ею. И сомневался, что когда-нибудь сумеет.
Эта девушка таила в себе опасность –больше, чем любой религиозный фанатик, охотник или демон. Каким-то образом ей удалось отыскать в нем ту крошечную нить, что хранила в себе то, что в нем осталось человеческого, ту его часть, что жаждала человеческого контакта. Она отыскала и напитала это, принося ему такое удовлетворение, которое он не испытывал даже от человеческой крови.
Шапель не утверждал, что вовсе не испытывал желание укусить ее.
Испытывал, но его страсть к ней была куда сильнее, чем жажда крови.
Ему хотелось, чтобы она любила его. Господи, ему хотелось, чтобы она узнала, кем он являлся на самом деле, и смотрела на него без страха или отвращения в глазах.
Прю была такой трепетной в его руках, настолько податливой и изящной, ее спина дугой изгибалась под его ладонью. Ее кожа пылала, распространяя дивный аромат, окутавший его со всех сторон. Словно выдержанное вино, он нес в себе богатый букет с едва уловимым оттенком специй. Шапель мечтал ощутить на своем языке ее удивительный вкус.
Ее упругая грудь прижалась к его. Он стал медленно убирать одну руку со спины, проводя между ними по ее животу, нежно поглаживая, и поднимая выше к ее груди. В его ладони она казалась такой нежной и мягкой на ощупь. Он аккуратно сжал ее. Прю томно вздохнула, прижимаясь бедрами к его паху. Ответное желание пульсировало в его мужском естестве. Пусть будет проклята плотность ее корсета. Не было абсолютно никакой возможности запустить под него руку, не повредив его.
Шапель мог его снять. Или разорвать, но он не хотел, чтобы она переживала по этому поводу. Или он мог опустить ее на скамью, и...
Во рту появился явный привкус крови. Слабый, едва заметный, что можно было бы усомниться в его реальности. Шапель возможно даже не заметил бы его, если кровь была его собственной. Кровь принадлежала Прю.
Господи, она поцарапала язык об один из его клыков. Господи Иисусе, он отчаянно надеялся, что она не заметила этого.
Тем не менее, это не укрылось от него. И демона внутри него тоже. О, Боже, не взирая на то, что вкус был едва различим, он являлся настолько изумительным, как и в его фантазиях.
Мускулы начали непроизвольно сокращаться, клыки незамедлительно двинулись наружу. Еще чуть-чуть и она заметит их. Одно неосторожное движение ее языка и это будет уже нечто большее, чем просто царапина.
Спазмы сжали его желудок, выворачивая внутренности, нечто поднималось внутри него. Он напряг мышцы, отчаянно сопротивляясь происходящему. Шапель был достаточно быстр, чтобы она сразу не заметила. Он мог погрузить клыки в ее мягкую грудь или в гладкую изящную шею, и упиваться ее сущностью, прежде чем Прю успеет догадаться, что же на самом деле произошло.
Тем не менее, он не мог так поступить. Собрав остатки собственных сил, Шапель отодвинул Прю. Она пошатнулась, но не упала, а он не попытался даже поддержать ее. Это небезопасно. Его дыхание было прерывистым, и ночь шумела у него в ушах.
- Шапель? - Ее тихий голос был наполнен страстью и желанием.
Как же ему хотелось дать ей то, к чему они оба так отчаянно стремились, но у него была и другая потребность, от которой он был готов даже бежать, если понадобиться. Шапель предпочел задеть ее самолюбие, чем причинить ей физическую боль.
- Я должен уйти, - с придыханием произнес он, и голос его дрожал.
Да, ему необходимо было уйти. И немедленно, потому что его контроль очень ослаб. Он мог услышать трепетное биение ее сердца, ощутить аромат ее желания, чувствовать жар ее тела. Ее слабый привкус все еще горел на его языке, жажда лишала его разума.
- Что случилось? - Она дотронулась до него, но он отстранился, спазмы желудка были настолько сильными, что он чуть было, не сложился пополам.
Так просто было заполучить ее. Откинуть ее на руку или опустить на мягкую траву. Он мог укусить ее там, где никто не заметит - на внутренней стороне ее бедра, так высоко, куда бы мог забраться, чтобы утолить жажду. Или укусить ее прямо во влажный источник ее желания, к тому же она имела бы возможность испытать экстаз, как только он утолит свою жажду.
Но он не насытился бы ею. Шапель давно не пил человеческой крови. Если он утратит контроль, то просто убьет ее, как когда-то Дреукс убил ту бедную девушку за ночь до того, как убил себя.
О, Господи.
- Я сожалею, - прозвучало банально, но он не хотел, чтобы она винила себя в том, что сделала что-то не так. - Я не... Мне очень жаль.
Резко развернувшись, он убежал. В абсолютной темноте промчался мимо дома. Его глаза прекрасно различали каждое препятствие, выемку или колею. Когда понял, что никто из людей его не увидит в темноте, поднялся в небо и полетел к ближайшему большому городу.
Сердцем понимал, что то, что он собирается сделать, было неправильным, но ему это было необходимо. Шапель не мог подвергать далее опасности людей, ежесекундно сражаясь с собственной жаждой, не будучи уверенным, что в состоянии справится с ней.
Настало время узнать, насколько теория Молинеукса была верна. Время пожертвовать всем, во что он верил и за что цеплялся из последних сил потому, что не желает ставить под угрозу безопасность Прю ради собственных убеждений.
Мужчина, понимал, что если когда-нибудь настанет время, когда Прю согласиться принять его таким, какой он есть, ему нужно быть уверенным в собственных силах, чего сейчас не наблюдалось. И он скорее сгорел бы на рассвете, чем навредил бы ей. Только ни ей.
Было достаточно рано, что ему стоило волноваться, успеет или нет исследовать подземелья прежде, чем туда спуститься Маркус. Даже если и не успеет, у Молинеукса имеется предписания на это, как они и договаривались. Молинеукс не пустит Маркуса в подземелье без него. Старый священник вполне мог бы справиться, но Молинеукс был не так-то прост.
После некоторых колебаний молодой человек предложил ему перенес это на следующую ночь, однако Шапель, не доверяя ему, решил отправиться туда раньше. Надеясь, что Маркус не настолько глуп, чтобы отправиться туда в кромешной мгле. Шапель боялся, что он отправится туда на рассвете, время наиболее опасное для вампиров.
Тем не менее это не так. Предрассветные часы были самыми опасными для людей. Темпл будет слаб, но его инстинкт выживания будет настолько силен. Отчаянье способно сделать вампира жестоким и непредсказуемым.
Еще одна причина, по которой Шапель попросил приглядеть Молинеукса за Греем. Шапель абсолютно бесполезен, как только солнце встанет, но Молинеукс мог проследить, чтобы Маркус не отправился в подземелье. Сейчас он не беспокоился о Маркусе Грее, потому что не считал его настолько глупым, чтобы он решиться встретить ярость Темпла в кромешной ночи. Шапель сосредоточен исключительно на утолении собственной жажды. Он совершил все предосторожности, какие мог. Конечно, Шапель по любому мог оправдать себя, но все сводилось к одному: дню, когда Дреукс совершил самоубийство, и он собирался нарушить клятву. После стольких лет он был готов признать темную сторону собственной сути.
Истинной сути.
Северьян нашел то, что искал, не прикладывая явных усилий. Дом располагался в той же части города, что и много лет тому назад, переходя от поколения к поколению, и от семьи к семье, иногда его проигрывали или продавали. Но его обитатели оставались неизменными. Он никогда не заходил внутрь, но знал, что мужчины заезжали сюда в поисках удовлетворения.
Когда Шапель оказался в борделе, хозяйка окинула его взглядом, и, когда беглый осмотр закончился, ее глаза засияли.
- Добрый вечер, сэр. Какого рода удовольствие предпочитаете?
- Мне нужны девушки.
В его голосе все еще ощущалось напряжение, но уже не так сильно. Мадам улыбнулась.
- Как пожелаете. Идите за мной.
Он проследовал за ней по узкому холлу вниз в комнату, где дюжина проституток скучала в легком дамском белье, походившие на дорогие леденцы в коробке.
Женщина все еще улыбалась, очевидно, безумно гордясь своей коллекцией, и собственно было чем. Она состояла исключительно из пышущих здоровьем женщин, полных любви к жизни, которых не найдешь ни в одном другом публичном доме.
- Вот, леди, пока еще свободные на эту ночь. Выбирайте, какая вам больше нравится.
Он окинул ее ленивым взглядом.
- Я забираю всех.
Ее глаза распахнулись от удивления.
- Всех? - Затем она улыбнулась еще обольстительнее.- Как пожелаете, сэр, пока вы в состоянии за это платить.
Шапель потянул мешочек, припрятанный внутри его жакета. За долгие годы он приучил себя всегда носить с собою деньги, потому, как никогда не знаешь, у какой ситуации можешь оказаться. Он вручил мадам купюры.
- Этого достаточно?
Ее темные глаза засияли, когда она пересчитала их.
- Да, сэр. Все двенадцать девушек ваши. Леди, этот джентльмен желает провести какое-то время со всеми вами.
Девушки затеяли соответствующие разговоры, в то время как мадам развернулась, чтобы уйти. Шапель, поймав ее за руку, остановил ее. Ее удивленный вопросительный взгляд был обращен на него
- Сэр?
Медленная улыбка расплылась на губах Шапеля. Его десны зудели, когда расслабившиеся мышцы выпускали на свободу его клыки. Рот заполнился слюной, поскольку инстинкт входил в свои права.
- Я не согласен на двенадцать
Она покраснела, и он готов был поспорить, что она не часто сталкивалась с подобным.
- Но сэр, я полагала, что вы желаете их всех.
Шапель встретил ее обольстительный внимательный взгляд, она улыбалась подобно кошке, следящей за особо аппетитной мышью. Он наклонился ближе к женщине, вдыхая ее теплый аромат. И намеренно выдохнул возле ее уха:
- Я желаю.
Она вздрогнула. Он был настолько близок, что мог видеть мурашки, побежавшие по ее коже, ощутить запах страха и возбуждения, взметнувшихся по ее венам. Он ничего не сделал, чтобы убедить ее, но она откинула шею, как бы приглашая его. Они всегда так поступали, словно было что-то особо заманчивое в его объятьях. Возможно, ему стоило отказаться, но она была так близка и желала его, а он был настолько голоден...
- Я уверен, мадам, что вы дополните число до тринадцати.
